— Рыжий? — зову я.
В ответ тишина.
За все утро я на него так ни разу и не наткнулся. Звал его стабильно раз в час, а может, и чаще, но без толку. Меня не отпускало чувство, будто с ним не все в порядке. Но он ведь и так мертвый, да? Что может с ним случиться? Вдруг та дверь, через которую он туда-сюда ходит, больше не откроется? Если он больше не придет, смогу ли я жить тут и дальше, без него? Мне хотелось ремонт сделать. Косметический хотя бы, потому что у меня не самые прямые руки и не всегда казалось, что растут они из плеч.
В первую пятницу месяца, когда я только переехал в дом, ко мне без спроса и приглашения завалился народ. Какие-то люди обнимали меня, будто мы с ними знакомы сто лет. Говорили, что нужно бы собираться чаще, и то и дело интересовались, почему это я не при параде. В гостиной расставили всю мебель вдоль стен, чтобы освободить побольше места, спрятали все, что можно разбить. А я наблюдал и ни черта не понимал. Попытался их выгнать, но одна из девушек, хрупкая на вид, схватила меня за руку и сжала с такой силой, что суставы захрустели. Заставила меня опуститься перед ней на колени и выслушать очень внимательно: «Одно простое правило — гостей из этого дома никто и никогда не выгоняет». Затем улыбнулась, отпустила мою руку и вручила бутылку ледяного пива — приложить к больному месту вместо льда.
Когда рассказал это Рыжему, он только ухмыльнулся и заявил, что я понравился Даче и что, если не буду мешать, она меня не тронет. Музыка орала так, что стены вибрировали, но я отчетливо слышал каждое его слово.
— Что значит — не тронет?
— Будешь жить.
Его ответ мало что объяснял.
Сейчас, стоя посреди гостиной на потертом ковре, чувствую себя идиотом.
— Так. Дача, верно? — прислушиваюсь, надеясь хоть на какой-то знак, но даже мышь нигде не пробежала. — Давай так. Верни моего призрачного друга — и продолжай свои тусовки… — Я вслушиваюсь в тишину. — Пожалуйста.
Стены презрительно молчат, как и пол с потолком. Никто и ничто не собирается выходить со мной на контакт. Если бы это было испытанием в каком-нибудь спиритическом шоу, я провалил бы его с треском.
— Серьезно, куда ты его дела, рухлядь старая?
На втором этаже с грохотом захлопывается дверь. Я отхожу в сторону от кухни, подальше от лестницы. Дача вышла на контакт, но явно настроена недружелюбно. С переходом на личности я переборщил.
— Извини за старую рухлядь. Но, знаешь, ты тоже не особо ласкова была. Давай уже сотрудничать?
За спиной стул скрипит. Я оборачиваюсь, надеясь увидеть там Рыжего, но все места за кухонным столом свободны, только один стул отодвинут. Я расцениваю это как приглашение. В конце концов, если Миша после смерти может не бояться выходок Дачи, то и мне стоит стать посмелее…
Берусь за спинку стула, но сесть не успеваю.
— Малой?
Поворачиваюсь к лестнице на знакомый голос, тут же от стола отхожу, иду в гостиную.
Голос совсем рядом прозвучал, но теперь, стоя в пустой комнате, я уже не уверен в том, что слышал. Может, со мной воображение играет. Прежде чем вернуться на кухню и приглашение принять, решаю проверить его излюбленное место. Чердак для Рыжего — безопасная зона, где ему никто и ничто не угрожает. Особое место в доме, полностью принявшее его энергетику.
Там я его и нахожу.
— Слава богу. Где ты был? Что случилось? — закидываю его вопросами, на которые он отвечать и не собирается.
— Даже не думай об этом… — тихо отзывается Рыжий, стоя в тени далеко от меня.
— О чем не…
Подхожу ближе и только тогда понимаю, насколько могут быть опасны обитающие в доме твари. У Рыжего пол-лица разодрано; ладони он прячет, скрестив руки на груди.
— Не смей заключать с ней договор. Что бы она ни обещала, кого бы у тебя ни забрала… не ведись.
— Но ты же повелся, — протестую я. Миша улыбается устало, и я понимаю: будь у него больше сил, может, врезал бы мне, да зеркало жалко.
— Хотя бы этой моей ошибки не повторяй. К пятнице буду.
Все мы кого-то теряем, и даже мертвых хочется вернуть.
Обещание Миши растворяется в воздухе, как и он сам. Дача скрипит сварливой бабкой. Она недовольна, ей не нравится, и это ощущается холодом, который идет от стен, давящим на голову потолком. Костлявыми руками, что подталкивают в спину, в сторону выхода. Ощущается желанием собрать самые важные вещи и убежать.
Я не бежал из принципа. Мне было некуда, не к кому, и оказалось, что самое страшное в жизни — это остаться один на один со всем, что происходит в твоей собственной голове.
Быть ненужным — страшнее, чем быть убитым. Кто бы мог подумать?