Глава 13
Наши дни
Машина отца стоит на подъездной дорожке, когда Тедди подъезжает к дому, а мы с Джонни сгорбились на заднем сиденье. Фотографы стали появляться всё чаще. Несколько парней с камерами ждали у входа в «Волны», когда мы приехали забирать Джонни домой. Мы ускользнули через специальный выход, так что они не успели сделать снимки, а это значит, что пройдёт совсем немного времени, прежде чем они узнают, что он здесь. Наверное, тридцать дней в реабилитационном центре — это какое-то магическое число, о котором знают все папарацци. Думаю, это как-то связано со страховкой. Не то чтобы Джонни не мог позволить себе выложить кучу денег и оставаться в «Волнах» столько, сколько захочет, но у него есть дела. Наладить отношения с матерью. Со многими людьми.
Но есть один человек, о котором ему не нужно беспокоиться. Это мой отец. Непоколебимый поклонник, даже когда сердце его маленькой девочки было разбито. Это всё ещё немного раздражает. Тем более, когда он выходит из машины и достаёт с заднего сиденья один из чехлов для гитары.
— Я сказала ему не приходить. Мне очень жаль, — вздыхаю я.
— Нет, это хорошо. Будет приятно встретится с ним, — говорит Джонни, садится повыше и сканирует улицу вокруг моего дома, обхватывая рукой ручку двери.
— Ха, тебе всегда нравилось его внимание. — Моё замечание звучит более язвительно, чем хотела, и я заслуживаю пристыженный взгляд Тедди в зеркале заднего вида.
— Извини, — произношу я едва слышно, и, честно говоря, Джонни, похоже, вообще не был поражён моей выходкой.
Это будет долгая неделя, когда Джонни будет находиться в моём пространстве, и мне придётся потрудиться, чтобы держать свои обиды в узде. Как бы сильно я ни хотела разобраться в нашем дерьме, мне нужно встать в очередь. Я также имею полное право злиться по этому поводу, и именно этот внутренний конфликт делает меня раздражительной. Добавлю, что в последние несколько дней Джонни был... старым Джонни. Он продолжает пытаться пережить моменты заново, никогда полностью не переходя к тем частям между нами, которые были интимными, но всегда отмечая особенные. Например, наши дуэты, и то, как я учила его играть на тромбоне, который был единственным инструментом, на котором он не умел играть.
Джонни выходит из машины первым, оставляя меня на несколько секунд наедине с Тедди, который смотрит на меня в зеркало заднего вида, отстёгивая ремень безопасности.
— Я знаю, знаю, — отвечаю я. — Просто меня всегда раздражало то, как отец возносит его на пьедестал. Ты это знаешь.
— Знаю, но твой отец не собирается жить с вами двумя, — говорит Тедди.
— Ха, хочешь поспорить? — киваю в сторону лобового стекла, и Тедди смотрит туда, чтобы увидеть, как мой отец обнимает Джонни перед тем, как вручить ему его любимую гитару.
— Это его «Мартин», — говорю я категорично.
— Я не знаю, что такое «Мартин», но по твоему тону догадываюсь, что это всё равно что отдать «Мустанг», — отвечает он.
Я качаю головой и перекидываю ремень сумочки через плечо, прежде чем открыть дверь.
— Это лучше, чем «Мустанг», — говорю я, вылезая наружу.
Моя соседка выходит на крыльцо и прикрывает глаза рукой, хотя в этом нет необходимости. Солнце садится, и оно у неё за спиной. Так она шпионит за всеми, и всегда шпионит за мной. Я — арендатор, а Глэдис — владелица, что уже заставляет её недолюбливать меня по непонятным причинам. Она так же первоначальная владелица. Её муж построил небольшой дом в испанском стиле шестьдесят пять лет назад, и после его смерти в прошлом году Глэдис Петерсон занялась тем, что следит за порядком в районе. Она по меньшей мере дюжину раз оставляла мне записки по поводу моих мусорных баков, даже когда я задерживалась с их выносом всего на день. Мужчина переезжает ко мне? Это приведёт её в состояние гипердвижения. Я уверена, что у Глэдис уже есть фотографии и видеозаписи приходов и уходов Тедди. Голливудские папарацци ничто по сравнению с Глэдис!
— Здравствуйте, миссис Петерсон! — машу рукой, но это не заставляет её вернуться в дом.
Она поднимает руку и кивает, не отходя ни на дюйм от своего крыльца, где будет наблюдать за каждым нашим шагом, пока не отъедет машина моего отца и грузовик Тедди. Потом женщина пойдёт в дом и сядет в кресло, которое поставила прямо у окна, где будет ждать, не выйдет ли из дома та знаменитая рок-звезда, о которой она читала в таблоидах.
— Она будет проблемой, — ворчит мой отец.
— Да, знаю. Я попрошу Джонни отнести ей кексы или что-нибудь ещё. После этого она его полюбит, как и все.
Тедди кашляет от моей шутки, и я отмахиваюсь от него.
— Что у тебя там, папа? — Я знаю, что у него там. Я всю свою жизнь хотела эту гитару. Просто никогда не просила об этом, так что, наверное, это шутка надо мной.
— Я подумал, что Джонни, вероятно, не взял её с собой в больницу, а я на ней больше не играю, так что...
Больница — это то, как мой отец называет реабилитационный центр для наркоманов. Так проще.
— Мистер Фишер, это так мило, но на самом деле... — Джонни держит футляр в своих ладонях, как будто несёт торт. Его взгляд на секунду встречается с моим, и я чувствую его неуверенность.
— Возьми её. Для него важно, чтобы она была у тебя, — Джонни опускает взгляд на крышку футляра, отполированную и украшенную инициалами моего отца — К.A.Ф. — Крейг Алан Фишер.
Джонни склоняет голову.
— Вы уверены? — он смотрит на моего отца, который просто кивает с отеческой улыбкой.
Меня захватывает эта сцена, и я мгновенно возвращаюсь на десять лет назад, когда мои родители оплачивали музыкальные занятия Джонни по выходным. Никто в моей семье никогда не говорил об этом вслух, даже после того, как отца Джонни нашли мёртвым в озере, но мои родители знали, какое жестокое обращение он перенёс со стороны человека, который должен был любить его больше всех. Мы говорили об этом, избегая говорить о тяжёлых, уродливых вещах. Я не знаю точно, почему. Может быть, просто трудно было признать, что с хорошими людьми могло произойти нечто столь ужасное. С теми, кого мы знали. И моего отца убивало то, что кто-то с талантом Джонни не получал той поддержки, которую он заслуживал. Я думаю, это всё ещё убивает его.
— Давайте зайдём внутрь, пока Глэдис не начала прямую трансляцию, хорошо? — Я поднимаю брови над своими широко раскрытыми глазами, и Тедди хихикает.
Джонни оглядывается через плечо, чтобы посмотреть на мою соседку, но я обнимаю его за плечи, чтобы перенаправить и провести внутрь.
— С ней нужно быть осторожным, — предупреждаю я. — Давай-ка лучше зайдём и устроим тебя, прежде чем ты начнёшь заводить новых поклонников, хорошо?
Его плечи вздрагивают от мягкого смеха.
— Откуда ты знаешь, что она уже не фанатка? — Его обаяние пробивается наружу. Джонни всегда мог сказать самые высокомерные вещи, но при этом как-то казался скромным.
Джонни поворачивается, чтобы встретиться со мной взглядом, и его улыбка сглаживается, когда наши глаза встречаются. Она всё ещё есть, но другая — может быть, в ней появилась надежда? Я понимаю, что впервые прикасаюсь к нему с тех пор, как отволокла его пьяное и обкуренное тело в свою машину по дороге в «Волны». Я ни разу не обняла его, даже когда моё прошлое «я» кричало, чтобы я сдалась и сделала это. Даже когда он стоял и задерживался рядом со мной, прежде чем я выходила из его комнаты.
Я позволяю своей руке соскользнуть с его плеча, стараясь не провести кончиками пальцев по его лопатке или спине. Моё прикосновение было случайным, и не более того. По крайней мере, так я себе говорю.
— Ого. Ты убралась? — говорит Тедди, распахивая перед нами входную дверь.
Я бросаю на него острый взгляд, когда прохожу мимо, а затем пожимаю плечами. Ему не нужно знать, что большую часть своего хлама я собрала в контейнеры, которые засунула в подсобку. Я разберусь с этим позже, например, когда окончательно перееду из этого дома. А может быть, вообще забуду о том, что эти вещи там находятся, и оставлю их для следующего арендатора.