Отец закрывает дверь, входя последним, и я поворачиваюсь лицом к ним троим, стоящим в центре гостиной.
— Хорошо, краткая экскурсия. Здесь находится единственный телевизор, а это кресло сломано, так что не нажимайте на рычаг откидывания спинки. Он отломится.
Парни смеются, хотя мой отец знает, как было дело и приглушает своё хихиканье. Это из-за него кресло сломалось. Самый незрелый шестидесятичетырёхлетний человек в мире смог опустить подставку для ног без помощи рычага. Оказалось, что он сломал его.
— Идём дальше, — говорю я, махнув небольшой группе рукой, чтобы они следовали за мной. — Обеденный стол.
— Который никогда не бывает таким чистым, — добавляет мой отец.
Тедди пытается скрыть свой смех, но когда я устремляю на них обоих острый взгляд, они прочищают горло и полушутя извиняются.
— Кухня прямо там, и это... просто кухня. Может быть, мы потом сбегаем на рынок и купим то, что тебе нравится. Микроволновка, плита, духовка, холодильник... — Я утруждаю себя тем, что открываю и закрываю каждую из них, как будто Джонни понятия не имеет, как устроена кухня. Я начинаю потеть от паники. Этот дом кажется слишком маленьким, когда все они здесь, когда Джонни здесь. Не знаю, как я зашла так далеко.
— А если мы все повернёмся, — призываю я, и, к счастью, они все поворачиваются и уходят из кухни, чтобы я могла сбежать.
Я прохожу мимо них и веду по короткому коридору, открывая дверь в комнату для гостей и ванную напротив неё.
— И вуаля. — Я показываю раскрытыми ладонями в обе стороны, и Джонни, вытягивая шею, заглядывает в ванную, затем заходит в свободную комнату, кладя футляр для гитары, который он повсюду таскал с собой, на кровать.
Он делает глубокий вдох, стоя спиной ко всем нам, затем поворачивается на выдохе.
— Всё замечательно, Бринн. Правда, просто замечательно. И я позабочусь о том, чтобы купить всё, что мне нужно, и оставлю всё в идеальной чистоте. Чище не бывает.
Его обещания звучат как обещания подростка, а не мужчины, которому приближается тридцать. Я прикусываю язык и не упоминаю последнюю историю, которую прочитала в таблоиде о том, как он разгромил номер люкс в Сиэтле во время своего последнего тура.
— Я знаю, что она маленькая, но кровать очень удобная, и...
— Она идеальная, — перебивает Джонни, опуская подбородок, когда его глаза встречаются с моими.
Я киваю, отчаянно пытаясь отвернуться или придумать что-то ещё. Это стало моей проблемой с тех пор, как я начала навещать Джонни. Я не знаю, как закончить разговор. Всегда наступает момент, когда мы молча смотрим друг на друга. Мне и так было трудно в клинике, а теперь ещё тяжелее в присутствии людей. Я не знаю, как мне справиться с этим, когда рядом никого не будет, и мы останемся одни у меня дома.
— Ну, мне пора идти. Я должен успеть на свой рейс. — Тедди, должно быть, чувствует неловкость, потому что его самолёт улетает только через четыре часа, а аэропорт не так уж и далеко.
— Я пойду с тобой, — говорит папа, видимо, тоже не желая задерживаться в гостях.
Мой отец дважды навещал Джонни, когда тот был в «Волнах», и оба визита длились, наверное, минут десять. Он всегда говорит, что не хочет давить на людей, но я думаю, когда дело доходит до Джонни, он не хочет по-настоящему видеть, что сломано.
— Спасибо, мистер Фишер. За это, — Джонни жестом показывает на гитару. — И за... — он пожимает плечами.
— Всегда готов помочь тебе, парень. Для меня ты всегда остаёшься ребёнком. — Мой отец хихикает и обнимает Джонни, притягивая его к себе для короткого объятия, в ходе которого они оба похлопывают друг друга по спине.
Тедди делает шаг следующим, поднимая Джонни и демонстрируя, насколько он сильнее своего старого друга, который раньше без устали дразнил его тем, как легко он набирает мышцы.
— Я скоро вернусь. И привезу Симону, и вы оба её полюбите. — Взгляд Тедди встречается с моими, когда он делает это заявление, и это немного ослабляет напряжение в моей груди.
Единственный положительный момент в этой истории — это воссоединение с Тедди. Я действительно не могу дождаться встречи с его невестой.
Я провожаю отца и Тедди до двери и задерживаюсь у неё, пока они идут по моей подъездной дорожке и садятся в свои машины. Я машу рукой, зная, что они не смотрят. Как только я перестану махать, мне придётся закрыть эту дверь и войти внутрь. И тогда всё станет невероятно реальным. Когда Тедди заводит двигатель грузовика, я сдаюсь и закрываю дверь, на несколько секунд оставив на ней ладонь.
— Я знаю, что это тяжело. Я не останусь надолго. — Теперь, когда мы одни, голос Джонни звучит мягче. В нём звучит сожаление.
Я делаю глубокий вдох и поворачиваюсь, прижимаясь спиной к двери, смотрю ему в лицо и качаю головой.
— Оставайся столько, сколько тебе нужно. — Я и лгу, и говорю серьёзно.
Наши взгляды ещё несколько секунд сплетаются в привычной тишине. Джонни первым отводит глаза, выдыхая короткий смешок, когда переключает внимание на пол. Он тоже знает, что я сказала правду-ложь.
Правда-ложь. Это наша придуманная фишка, обозначающая то, как мы относимся друг к другу. Это началось ещё в школе, когда мы оба признались друг другу в своих чувствах. В ревности и неприязни друг к другу, когда всё становилось сложным. В чувствах, которые, как мы знали, были далеки от того, что мы чувствовали на самом деле. Правда-ложь. В первом альбоме Джонни есть песня с таким же названием.
— Тебе нужен душ? Я положила там чистые полотенца, — я киваю в сторону ванной комнаты в коридоре.
Джонни качает головой.
— Может быть, позже. — Его взгляд снова поднимается к моим глазам, и воздух в комнате словно потрескивает.
— Ладно, что ж... Завтра у меня занятия. И директор очень хочет с тобой познакомиться. Сможешь прийти туда после начала занятий? — Администрация нашей школы практически повысила мне зарплату за то, что я привела к ним Джонни Бишопа. Мы решили, что его приход во время занятий — лучший способ избежать абсолютного хаоса. В конце концов, когда он будет работать с учениками, все будут знать, что он там. Но если нам удастся свести к минимуму толпу на парковке, то, возможно, мы сможем справиться и с журналистами, которые обязательно появятся.
— Да, я смогу приехать. У меня есть водитель. Я пользуюсь его услугами по просьбе своего пиарщика, когда мы бываем в казино.
Я не могу сдержать смех, который вырывается наружу, когда он объясняет мне свою жизнь.
— Что? — Джонни наклоняет голову и слегка улыбается мне. Это он — мой старый Джонни.
Я стряхиваю с себя это чувство и смотрю вниз.
— Ничего. Просто у тебя такая сумасшедшая жизнь. Вот и всё. — Я проглатываю свои слова, так как понимаю, что его жизнь так же безумна в плохом смысле этого слова. Я несколько раз моргаю, пока снова не встречаю его взгляд. — Я имела в виду водителя, казино и всё такое.
— Я знаю, что ты имела в виду. И да, это... это безумие. Слишком безумно большую часть времени. Я не был готов. — Его улыбка превратилась в натянутую линию.
— Кто может быть готов к тому, что его первый сингл станет номером один во всех чартах? — я пожимаю плечами и качаю головой в попытке разрядить обстановку.
Кажется, это немного сработало, и Джонни переходит в гостиную, ближе. Он указывает на сломанное кресло, и я бросаю на него косой взгляд.
— На свой страх и риск, — говорю я.
Он медленно садится, сначала перенося свой вес на подлокотники. Это немного перебор, но меня это забавляет, так что я оставлю это на несколько дней. Я отлипаю от двери и сажусь на диван, примостившись на краешке, как будто я гость в своём собственном доме.
— Ты голоден? — спрашиваю я.
— Я бы поел, — кивает Джонни.
Благодарная за повод двигаться, я снова вскакиваю с дивана и направляюсь на кухню, где начинаю перечислять продукты в шкафу и холодильнике. Мы останавливаемся на спагетти, и я достаю кастрюлю, чтобы вскипятить воду, и ещё одну, чтобы разогреть банку с соусом. Джонни осторожно поворачивает кресло так, чтобы оказаться лицом к кухне, пока я работаю. Если буду готовить или убирать каждый раз, когда остаюсь с ним наедине, то я смогу это пережить.