Больно видеть его таким.
— Мне жаль, Бринн. Мне так чертовски жаль. — Его выворачивает на пол между нами, и моя хватка на его руке — единственное, что удерживает парня от падения со сцены и приземления в собственную блевотину.
От него ужасно пахнет. От рвоты исходит жуткая вонь. Всё это место промозглое и, вероятно, в стенах появилось в десятки раз больше спор плесени, поскольку дождь льёт без остановки уже долгое время.
Мне не нужно оглядывать комнату, чтобы понять, что большинство родителей смотрят на меня с отвращением. Понимаете, Джонни — гордость и отрада этого города. Он легенда. Вся страна — нет, весь мир! — обожает его. Парень стал знаменитым, как только открыл рот и запел перед несколькими тысячами кричащих студенток, которые снимали его на свои телефоны и мгновенно сделали его видео вирусным. Никого не волнует, что он алкоголик-наркоман с огромным багажом, с которым ему отчаянно нужно разобраться. Они видят только меня, ведущего его через комнату к своей машине. Это моя вина, что он здесь. В конце концов, Джонни явно пришёл за мной. И я знаю, какие предположения возникают в головах большинства из них.
Возможно, это она виновата в том, что он такой.
Глава 2
11 лет назад. 17 лет
Остатки скошенной травы налипают на бока моих кроссовок. Обслуживающий персонал поддерживает футбольное поле в чистоте. Ничего схожего с полем для репетиций марширующего оркестра. Разметка здесь идеальна, не осталось обрезков, забивающих бутсы, ни отросших пучков вокруг сломанных насадок разбрызгивателя. И кому какое дело до того, что наша футбольная команда посредственна и ни один человек из этой школы не стал профессиональным спортсменом. Между тем, кто знает, сколько из участников оркестра будет писать саундтреки к фильмам, продюсировать альбомы, выпускать песни, удостоенные «Грэмми».
«Северная средняя школа Юкка-Вэлли» — это школа искусств. Крутые ребята не любят говорить об этом, но здесь? Здесь правят ботаники. Да, представители типичной тусовки все ещё выигрывают титулы короля и королевы бала, избираются президентами класса. Но ботаники от искусства? Мы — те, кто полон потенциала. И я не предвзята. В кафетерии вся стена увешана мемориальными досками, номерами журнала «Ролинг Стоун» в рамках и фотографиями с автографами известных актёров и певцов. Есть даже несколько крупных художников, которые вышли из нашей маленькой бухты в пустыне и отправились на выставки в галереи Нью-Йорка. Но ярче всего проявляет себя музыкальное отделение.
Многие люди здесь думают, что мне всё легко даётся, что быть ребёнком музыкального руководителя — значит получать пропуск на репетиции или свободный доступ к любому специальному проекту или клубу, который я хочу возглавить. Но мой отец не такой. Если уж на то пошло, мне приходится работать вдвое усерднее. В нашей семье очень важна этика, и иногда я проигрываю даже тогда, когда я лучше всех, просто потому, что отец не хочет, чтобы это выглядело так, будто я получаю особое отношение.
Я твёрдо решила, что в этом году ничто не помешает мне стать тамбурмажором1
в марширующем оркестре «Северной средней школы Юкка-Вэлли». Я выросла, наблюдая за тем, как оркестр выходит на поле и устраивает грандиозную демонстрацию цвета и звука в перерыве футбольных матчей. Наш духовой оркестр на голову выше всех остальных оркестров в Калифорнии. Наши барабанщики получают больше аплодисментов, чем наши чирлидеры. Но быть тем, у кого есть свисток, белые перчатки и золотой посох? Для меня это всё. Я хочу быть лидером.
Джош Мескаль был тамбурмажором последние три года, и всё это время я изучала его движения. Он готовил меня к этому. И хотя Джош не может официально просто передать руководство мне как выпускнику, в некотором смысле он это делает, просто уделяя мне своё время и внимание. Парень красив, совершенен и полон талантов. И он умеет петь! Не только барабаны и танцы вознесли его на вершину пьедестала почёта в пятницу вечером, а ещё его харизма.
Харизма.
Вот чего мне не хватает. И именно поэтому я так много работаю, чтобы компенсировать свою склонность к застенчивости. Как бы я ни была уверена в своих музыкальных способностях, мои навыки общения с людьми оцениваются в большой жирный ноль целых ноль десятых. На этом факультете нет ни одного инструмента, который бы я не освоила. В прошлом году по гранту мы получили арфу, и уже весной я играла на ней на концерте в конце года. Петь я тоже умею. И хотя мой голос не такой мощный, как у Джоша, он твёрдый. У меня идеальная подача. Меццо-сопрано, прямо посередине. Гибкое. Универсальное. Непримечательное.
Это последнее слово — то самое, которое жалит. Оно было написано в моём листе отзывов с осеннего смотра. Быть тамбурмажором — это только половина моей миссии. Я планирую использовать всё, чему научусь у руля нашего оркестра, чтобы добиться лучших результатов на осеннем фестивале.
Совершенствование и все тренировки в мире не способны завоевать сердца на этом мероприятии. Теперь я это знаю. И если честно? Я не думала, что смогу выиграть что-то, исполнив на пианино милую песенку «Я твой хороший друг»2. Ученики, которые побеждают на осеннем показе, трогают души людей. Они заставляют зрителей плакать или делают что-то такое, что заставляет их встать на ноги. Они владеют залом.
Они харизматичны.
Именно этим навыком я собираюсь овладеть в течение следующих семи месяцев, находясь на вершине этого пьедестала во время весенних и летних тренировок и осенних футбольных матчей.
Я стучу ботинками о бордюр на краю поля, очищая их от скошенной травы, чтобы ещё раз пройтись по своему прослушиванию. Нажимаю на наушник, чтобы снова воспроизвести барабанную дробь, и шаркаю ногами по траве, практически проплывая до середины поля, прежде чем принять идеальную позу и развернуться для приветствия. Чисто и просто — так, как это нравится судьям, — я вытягиваю правую руку в белой перчатке и подношу её ко лбу на один счёт, а левая рука, усыпанная красными блёстками, опущена на бок. Задерживаю дыхание, затем отдаю честь и сжимаю обе руки в кулаки, вытянутые перед собой. По времени всё идеально, как и на протяжении последних шести пробных выступлений, и музыка начинается по моему указанию, как будто оркестр находится буквально передо мной на поле.
Я заканчиваю всю вступительную песню, марширую к подиуму на пятидесятиярдовой линии и делаю пять шагов синхронно с музыкой и ритмами, которые отсчитываю руками. Заканчивая песню, выталкиваю из себя сильное: «хат-хат-хат!» и опускаю руки, чтобы убрать невидимые инструменты, выставленные передо мной. Бисеринка пота сползает с моего лба и скользит по щеке, останавливаясь на верхней губе. Я игнорирую это так долго, как только могу. Это проверка для себя, чтобы показать, что я могу справляться с отвлекающими факторами. Но сегодня такое яркое солнце, и эта чёрная шляпа с кожаными полями и перьями обжигает мне голову. В конце учебного года всегда ужасно жарко. Наконец я расслабляюсь, вытаскиваю наушники, кладу их в футляр и возвращаю его в карман. Затем занимаю место на трибуне для тренировок и кладу шляпу на колени.
Наклонившись вперёд, выпутываю волосы из косы и провожу пальцами по влажным каштановым волнам. У меня закончилась вода, так что, похоже, на сегодня это всё. Однако я чувствую, что готова. В следующий раз я приду сюда на настоящее прослушивание перед выпускниками, которые получают право голоса, директором нашей школы, приглашёнными руководителями других факультетов и моим отцом. Перерыв на выходные, а затем тест на истину.
Я откидываюсь на спинку стула, кладу ноги на задний край подиума и поднимаю лицо к небу. Полуденное солнце целует мои щёки, в считанные секунды высушивая все следы пота, оставшегося вдоль линии волос. Я щурюсь на несколько пухлых облаков, затем поворачиваюсь, чтобы увидеть конец весенней футбольной тренировки на хорошем поле позади меня.