— Эй, милашка. Да, ты, — кричит он.
Я не оборачиваюсь, чтобы посмотреть, кто за моей спиной, но в конце концов в нашу маленькую группу входит ещё одна девушка, и Девин бросает ей медведя.
— О, спасибо, — визжит она.
С ней две подруги, которые воркуют над этим добрым жестом, но всё, о чём я могу думать, это о том, как мне хочется затолкать Девина в искусственный пруд на другой стороне, где плавают резиновые уточки.
Девин на мгновение возвращает свой взгляд ко мне, затем поворачивается и делает несколько шагов к Джонни. Он напирает на него, но Джонни даже не вздрагивает.
— Не за что, Бишоп. Я разогрел её для тебя. — Девин всегда был угрюмым, но никогда не был откровенно злым. Мне кажется, что всё это больше связано с тем, что Джонни подставил оркестр, чем со мной и Джонни. В любом случае, это по-детски. И мне от этого не по себе.
— Иди домой, Девин, — говорю я.
— Прости? — он оборачивается, чтобы посмотреть на меня и прижимает руку к груди, как будто действительно обиделся.
— Послушай, — говорю я, набираясь смелости, чтобы сделать трудный поступок и быть большим человеком. Я сокращаю расстояние между нами и становлюсь с Девином почти грудь к груди. — Прости, что я не поговорила с тобой, когда это случилось, и прости, что всё вышло так, как вышло, но мне действительно нравится Джонни. У меня есть к нему чувства, и я ему тоже нравлюсь. Я не хотела вводить тебя в заблуждение.
В моих глазах плещется мольба, и на мгновение я думаю, что Девин может извиниться и пойти на попятную, чтобы выпутаться из этой ситуации, в которую он попал. Но тут парень неожиданно сильно смеётся, его дыхание обдаёт моё лицо, вокруг меня витает запах травки и крепкого алкоголя.
Я отступаю назад и морщу нос.
— Мне не нужна подружка. Всё в порядке, — говорит Девин, но в его словах достаточно остроты, чтобы понять, что всё не совсем в порядке.
— Тогда почему ты так себя ведёшь? — спрашиваю я.
— Потому что он зол на меня и считает, что мне здесь не место, — вмешивается Джонни. Его взгляд встречается с моим, затем переходит на Девина. Подбрасывает один из мячей в руках и прикусывает губу. — Он считает меня мудаком, из-за того, что я не появился во время перерыва. А тебя он считает каким-то трофеем, которого я не заслуживаю.
— Да, блядь, ты её не заслуживаешь! — Девин пихает Джонни в бок, но тот с трудом удерживается от удара и почти не двигается.
— Давай. Будь мужиком! — Девин дёргает Джонни за ворот рубашки, выкручивая её так, словно готов ударить Джонни в лицо другим кулаком.
Джонни раздувает ноздри, и его рука сжимает мяч. Другая рука, однако, остаётся открытой, пальцы разогнуты. Он как будто физически заставляет себя не вступать в бой, как бы сильно Девин ни нажимал.
Пока продолжается их противостояние, Девин ёрзает, бросая взгляд то на меня, то на своих друзей. Реальность того, как это выглядит, кажется, проникает в его сознание. Он отпускает рубашку Джонни, делает медленный шаг назад, а затем переключает своё внимание на гравий под нашими ногами.
— Прости меня, Девин. Я подвёл тебя, и мне очень жаль, — говорит Джонни.
Девин поднимает голову и медленно моргает, его рот двигается, словно пытаясь решить, какими словами ответить.
Джонни переводит взгляд на меня.
— И она мне очень нравится, Девин. Я уважаю Бринн, и она мне действительно очень сильно нравится.
В груди у меня всё переполняется, и я улыбаюсь, стараясь не светиться и не злорадствовать. Но это заявление, его класс и зрелость? Вот почему я выбрала его. Вот почему я влюбилась в Джонни и почему он мне так нравится. Джонни полон сюрпризов, и каждая страница его истории притягивает меня к нему всё больше.
— Чёрт, чувак, — говорит Девин, щипая переносицу и выдыхая смешок, окрашенный его кайфом. — Я сегодня в говно. И я знаю... у нас всё хорошо. Мне...
Девин качает головой и смеётся ещё больше, так и не произнеся слова «мне жаль», хотя мы все этого ожидаем. Я думаю, что он хотел бы это сказать, но его внутреннее эго многое держит в заложниках, включая его характер.
— У нас всё хорошо, Девин. Увидимся в понедельник, — говорит Джонни.
Девин несколько раз кивает, девушка, которой он подарил медведя, уже давно ушла. Она ушла после того, как он попытался втянуть Джонни в драку. Бо стукает своего друга по руке, подталкивая к задней части ярмарки, где низкие заборы и где, я уверена, они припарковались, чтобы покурить, прежде чем прокрасться внутрь. Многие местные жители пробираются именно этим путём.
Я задерживаю дыхание, пока они не оказываются вне пределов слышимости, а затем снова обращаю внимание на Джонни, чей взгляд устремлён на них поверх меня. Мне кажется, он проверяет, действительно ли они уходят.
— Мне жаль, что так получилось. Я должна была поговорить с ним о нас, — говорю я.
Его взгляд переходит на меня.
— Это не твоя работа. И ты не должна извинятся. Это всё на его совести. Девин сам решил так поступить. И сам сможет извинится, когда у него всё встанет на свои места.
Я слегка киваю, чувствуя что-то большее за его словами, серьёзность в его глазах, которая немного затуманивает их. Это длится несколько секунд, и Джонни быстро скрывает это за широкой улыбкой, которая, как я могу сказать, не так искренна, как кажется. Ему не понравилось то, что произошло сейчас, но я не собираюсь уделять этому инциденту больше времени, чем он уже украл.
— Итак, панда сейчас будет.
Я отступаю назад, когда парень снова замахивается мячом, на этот раз посылая его в бутылку, стоящую в самом центре. Он ударяется о горлышко и разбивает его, что подтверждает теорию моего отца, но продавец говорит нам, что разбитая считается. Джонни берёт с прилавка два последних мяча и за несколько секунд сбивает ещё две бутылки.
— Победитель, победитель! — кричит мужчина.
— Игрушка-освободитель! — рифмует Джонни.
Мужчина взбирается на небольшую лестницу, снимает одну из гигантских панд и бросает Джонни, который обнимает её, а затем поворачивается, втискивая между нами.
— Совместная опека, — шучу я.
— Нет, я не могу взять эту штуку к себе домой, — говорит Джонни, усмехаясь.
— А что, панда не дружелюбная? — говорю я.
Его губы растягиваются в натянутой улыбке, и он оставляет всё как есть.
У нас с Джонни есть одна особенность. Мы говорим друг другу правду-ложь, и иногда нам не нужно произносить её вслух. Тот взгляд, который он бросил на меня сейчас? Это было бессловесное признание — он рад сделать меня счастливой и печален из-за невысказанных вещей о своём доме.
Я несколько раз моргаю, забирая у него медведя. Он такой большой, что я ничего не вижу из-за него, поэтому Джонни ведёт меня по дорожке к выходу. Мой отец стоит в длинной очереди машин, забирающих посетителей ярмарки. Джонни машет ему рукой, потом берёт медведя, взваливает его на плечо, и мы бежим к папиной машине.
— Вижу, у нас появился лишний пассажир, — хвалит папа.
— Он выбил три бутылки, — заявляю я.
Папа смотрит на меня косо, как всегда скептик. Я усаживаю медведя на переднее сиденье, рядом с папой, и пристёгиваю его, чтобы было забавнее.
— Хм. Будь я проклят, — говорит папа, возможно, смягчая свою позицию, согласно которой все честные игры ведут мошенники.
Мы рассказываем отцу основные моменты нашего вечера, пока он мчится по шоссе, а затем сворачивает на трассу, ведущую в долину Юкка. Но старательно опускаем те моменты, когда мы целовались до тех пор, пока мои губы не стали кровоточить от усов Джонни, и когда Девин пытался втянуть Джонни в драку. К тому времени, как добираемся до дома Джонни, мой отец, кажется, уже балансирует на грани того, чтобы самому поехать на ярмарку в следующем году. Я уже собираюсь предложить ему это, когда Джонни открывает дверь машины, и из его дома доносятся звуки криков.
— Ты только и делаешь, что экспериментируешь, творишь своё искусство, тратишь мои деньги. Ты как шлюха, только никто не хочет тебя трахать!
Я ахаю и откидываюсь на спинку сиденья, мой взгляд несётся вперёд, чтобы встретить взгляд отца в зеркале. Джонни одной ногой стоит снаружи машины, другой внутри, и его хватка на спинке переднего сиденья достаточно крепка, чтобы прорвать кожзам.