— Я оставлю вас. Думаю, ему будет комфортнее с тобой. Ты... хороша для него. Он хорош для тебя. Неважно. Ну, ты понимаешь, о чём я, — Тедди нервно смеётся над своими словами, но я знаю, что он пытается поддержать меня и быть милым.
Я беру его за руку и сжимаю, прежде чем Тед направляется к своему грузовику. Тедди машет рукой Джонни и говорит ему:
— Отличная игра, чувак.
— Спасибо, — отвечает Джонни.
На его голове капюшон толстовки, сумка перекинута через одно плечо, а руки засунуты глубоко в карман спереди. На улице не так уж и холодно. Он просто пытается спрятаться. Я понимаю.
— Ты останешься у нас дома. — Это не вопрос, и мне кажется, что это застаёт его врасплох.
Джонни открывает рот и сначала качает головой, но когда его взгляд достигает моего лица, все черты его лица, казавшиеся вызывающими и сильными, тают.
— Хорошо, — соглашается он.
Парень бросает свою сумку на заднее сиденье и забирается на пассажирское. Прежде чем пристегнуться, я увеличиваю громкость на своей магнитоле, но Джонни быстро убавляет её. Он искоса смотрит на меня.
— Всё в порядке. Мне не нужно отвлекаться. Но спасибо.
Я прикусываю нижнюю губу и умудряюсь прошептать:
— Хорошо.
Я готова отвезти нас домой в тишине, позволив ему побыть наедине со своими мыслями. Но Джонни не лгал, когда говорил, что ему не нужно отвлекаться. На самом деле, он, похоже, хочет избавиться от мыслей, которые сдерживал в себе годами.
— Он настоящий сукин сын, мой отец, — говорит Джонни.
— Да? — Я не знаю, как правильно реагировать на такое признание, но мне кажется, что этот вариант подходит.
— И он не из тех парней, которые были хорошими, пока что-то не случилось, а потом это «что-то» сделало его плохим. Он всегда был плохим. Гнилым. Настоящий ублюдок. — Его мерзкие слова звучат язвительно. Я уверена, что это оправдано.
— Джонни, мне так...
— Не надо, не жалей. Когда-нибудь я стану больше него. Я уже близок к этому, но есть один... не знаю... блок, который у меня есть с ним. По закону я уже совершеннолетний, и мне совершенно наплевать, что он обо мне думает. Но у моей мамы нет такой роскоши, и я...
— Ты остаёшься ради неё, — заканчиваю я.
Он молча кивает.
Ехать до моего дома недалеко, но нам предстоит проехать ещё целый квартал, и что-то внутри меня подсказывает, что эта машина — место для истины. Если я хочу что-то узнать, то сейчас самое время спросить. Я несколько секунд держу рот закрытым, зная, что Джонни смотрит на меня. Я чувствую его взгляд. И в конце концов он уговаривает меня спросить.
— Ты хочешь знать, насколько всё плохо, — говорит Джонни.
— Нет, не совсем. Но я не могу не волноваться. О тебе и твоей маме. Он... он причинил тебе боль? — Моя грудь содрогается от этих слов. Мне кажется банальным мучиться вопросом, в то время как ему приходится жить с реальностью.
Джонни прикусывает верхнюю губу и смотрит сквозь ветровое стекло. Начался мелкий дождь, забрызгав пыльное стекло каплями. Я включаю дворники, и они с визгом проносятся перед нами, оставляя за собой грязные полосы. Джонни усмехается, глядя на это безобразие, и я думаю, что он заслуживает того, чтобы воспользоваться любым удобным случаем, чтобы избежать моего вопроса. Я брызгаю на окно ещё водой, чтобы оно стало достаточно чистым для того, чтобы видеть остаток пути домой, и перед самым поворотом на мою улицу Джонни говорит:
— Всё время, чёрт возьми.
Я заезжаю на подъездную дорожку, паркуюсь, глушу двигатель и выключаю фары. Дождь идёт непрерывно, но не в полную силу. Это мирный стрекочущий звук, и он меня успокаивает. Думаю, что и Джонни тоже.
— Мне очень жаль.
Мои слова кажутся незначительными.
— Спасибо. — Он не смеётся и не издевается над моим ответом.
Не думаю, что многие люди знают о его положении. У него есть дедушка по материнской линии, которого он редко видит, но, кроме него, не думаю, что у него много родственников.
Я кладу руку открытой ладонью вверх на центральную консоль. Джонни проводит пальцами по моей руке, затем тянет мою руку к своему рту и на несколько секунд прижимается губами к моей коже. После сладкого поцелуя прижимает тыльную сторону моей ладони к своей щеке и искоса изучает меня взглядом.
— Чёрт возьми, ты просто подарок судьбы, Бринн. Самая красивая девушка, которую я когда-либо видел, внутри и снаружи, — Джонни медленно моргает, обводя взглядом моё лицо.
Я уверена, что покраснела. Как бы то ни было, я сжимаю губы в тонкую линию.
— Спасибо, — шепчу я, вздёргивая подбородок, чувствуя себя очень неловко под его пристальным взглядом.
Позади нас по улице проезжает машина, шины шелестят по дождевой воде. Этого звука достаточно, чтобы вывести нас из сладкого транса, и Джонни отпускает мою руку, а затем открывает свою дверь. Я спешу к нашей входной двери, чтобы убедиться, что мама её не заперла. А также хочу убедиться, что она не подглядывает за нами через окно гостиной. Моя мама очень любящая, но ей не хватает такта во всём. К счастью, она на кухне, достаёт из духовки сладкие булочки, когда я захожу внутрь. Джонни отстаёт от меня на шаг или два, и раскладная кровать в гостиной уже застелена для него.
— Очень вовремя. Они как раз готовы. — Мама ставит горячий противень на запасную прихватку для духовки, которую положила в центре столешницы. Вот как моя мама залечивает раны. Она печёт.
— Спасибо, мам, — хмыкаю я, вынимая одну из салфеток из держателя, затем отрываю одну из булочек от остальных. Дую на неё в руке, пока она не становится достаточно прохладной, чтобы откусить, затем киваю Джонни, чтобы он сделал то же самое.
— Может быть, позже, — говорит он.
— По-моему, в холодном виде они ещё вкуснее, — говорит мама.
Я набираю полную грудь воздуха от ответа мамы, потому что это против её натуры — не совать нос не в своё дело и не давить. Я уверена, что в глубине души она хочет заставить его заесть свои чувства. Наверное, папа ей всё объяснил.
Отец приходит домой через несколько минут, и мы все сидим на кухне и обсуждаем шоу, при этом танцуя вокруг неловкого момента, о котором никто не хочет вспоминать. После дюжины зевков отец наконец признается, что устал. Он кладёт ладонь на плечо Джонни, прежде чем выйти из кухни вслед за моей мамой.
— Я поговорил с тренером Джейкобсом, чтобы убедиться, что он поддержит нашу историю. Тебе нужен зачёт по искусству. Понимаешь, о чём я говорю? — Мой отец слегка опускает подбородок, и Джонни кивает.
— Да, сэр. Спасибо.
Ноздри отца раздуваются от глубокого вздоха.
— Я также рассказал ему о своих беспокойствах, Джонни. И я знаю, что ты, возможно, не хочешь этого, но я должен был. — Взгляд моего отца на мгновение останавливается на мне, затем возвращается к Джонни.
— Это не то, что вы дума... — Джонни останавливается.
Папа наклоняет голову и выдерживает взгляд Джонни, прежде чем тот успевает закончить свои слова. Это именно то, что думает отец, и он не хочет, чтобы Джонни чувствовал, что ему нужно лгать.
— Никто ничего не будет делать. Но если нам понадобится, если он перейдёт грань, и тренер увидит, я хочу, чтобы он был в курсе. — Отец молча ждёт несколько секунд, пока Джонни не кивает и не говорит, что всё понимает.
Мы наконец-то остаёмся одни, и я знаю, что Джонни голоден, поэтому достаю одну из булочек и протягиваю ему. Парень ухмыляется и берёт её, быстро съедая почти половину.
— Она ведьма или что-то в этом роде. Клянусь, в еде твоей мамы есть магия вуду. — Его слова заглушаются жеванием.
Я прикасаюсь к его щеке, где после последнего укуса осталась небольшая капелька глазури. Я облизываю палец, и он быстро отнимает мою руку от моего рта и засовывает палец в свой.
— Ты не украдёшь мою глазурь, женщина! — Джонни обводит языком мой палец, а затем отпускает его с чмоканьем.
— Моей маме было бы приятно услышать такой комплимент, — говорю я.
— Какой из них — тот, где я назвал её ведьмой, или тот, где использовал глазурь как предлог, чтобы облизать её дочь?