— Знаешь, могу поспорить, что мы не первая пара, которая сидит вот так на этих трибунах.
Я бросаю на него хмурый взгляд и склоняю голову набок.
— Извини. Я парень. Даже когда жизнь — дерьмо, мы думаем о своих членах.
Я закрываю глаза и качаю головой, мой смех почти беззвучен.
— Мне жаль, что я не могу сделать так, чтобы всё это исчезло, — говорю я.
Его взгляд на несколько секунд останавливаются на моих глазах, прежде чем он тянется к моему лицу. Его ладонь ложится на мою щеку, и я прижимаюсь к ней.
— Это не твоя вина. Я должен был позволить лейблу уволить меня. Не знаю, почему эта история так важна из всех историй. Думаю, через несколько месяцев у меня выйдет альбом, если, конечно, музыка, которую я написал, когда был пьян и под кайфом, не окажется полным дерьмом. — Он смотрит на облачное небо и со смехом выпячивает грудь.
— Они называют это экспериментальным роком, — подразниваю я.
Джонни сотрясается от ещё более тихого смеха.
— Ты сравниваешь меня с «Пинк флойд» или «Битлз»?
Я гримасничаю и насупливаю брови.
— Э-э, нет, мистер Самоуверенный. Притормози, мальчик рок-звезда.
Джонни наклоняется вперёд и прижимает поцелуй к моей макушке.
— Прости, что я так ушёл. Просто вещи из моего прошлого постоянно попадают в моё настоящее. А я бы хотел, чтобы этот человек просто остался мёртвым. Слишком бесчувственно? — Джонни несколько секунд смотрит мне в глаза. — Эх, мне даже всё равно, бесчувственно это или нет. Он всегда находит способ всё испортить. И он собирается погубить меня.
— Я тоже из твоего прошлого, — говорю я.
Джонни хмурится.
— Ты сказал, что вещи из твоего прошлого постоянно попадают в настоящее. Как и я. И не думаю, что это так уж плохо во второй раз, — одариваю его коварной улыбкой, которую он копирует.
— Ты права. Некоторые вещи из моего прошлого определённо не подвластны времени.
В моей груди теплеет от его ответа, но мне по-прежнему трудно сделать глубокий вдох. Он всё ещё переживает, и хотя это не мои проблемы, я хочу помочь. Я должна. Я обещала, что буду делать это всегда.
— Могу я кое-что спросить?
Его взгляд фиксируется на мне.
— Почему бы и нет. Сегодня день допросов, — со смехом говорит он.
Я поджимаю губы.
— Не хочу, чтобы у тебя было ощущение, что я тебя допрашиваю. Я просто хочу поговорить. Как мы всегда делали. Ты не против? — Я жду, пока он, кажется, обдумывает мой вопрос. Его взгляд смягчается, прежде чем парень моргает и опускает глаза, когда кивает.
— Как ты попал в Лос-Анджелес? В ту ночь... когда мы должны были поехать вместе. Ты как-то добрался туда без меня. Как? — Во рту пересохло от укола тревоги, который я испытываю, просто произнося этот вопрос. Я думала об этом на протяжении десяти лет. Представляла, как Джонни едет автостопом, идёт пешком, звонит кому-то, кого я не знаю.
— У моей мамы были кое-какие накопленные деньги. Она продавала свои работы на фермерских рынках и ярмарках, когда отца не было рядом. И хранила наличные в гараже. — Он смотрит в сторону и тихо посмеивается. — Этот чёртов гараж был её безопасным местом.
Его взгляд возвращается ко мне.
— Мама подбросила меня до автовокзала, и я купил билет за двадцать четыре доллара в один конец. Я жил в молодёжном хостеле около шести недель, пока удача не взяла верх.
Удача. Он до сих пор думает, что это была удача. Но это была не удача. Это была судьба. Но я всё ещё не знаю, почему я не могла быть той, кто привезла бы его к отправной точке.
— И ты не мог поехать со мной, потому что...
Мои ноги онемели, и голова кружится. Я годами ждала, чтобы задать этот вопрос, чтобы разобраться в причинах. Но я так боюсь его ответа, что почти жалею, что не могу взять свои слова обратно.
Джонни смотрит на меня долгие, спокойные секунды. Его кадык дёргается, а уголки рта подёргиваются.
— Ты купил билет на автобус вместо того, чтобы позволить мне отвезти тебя. Я должна знать, Джонни. Если у нас есть хоть какой-то шанс...
— Есть вещи которые я не могу изменить, Бринни. Есть вещи, которые мы не можем вернуть. Если бы я мог сказать тебе — если бы мог переделать так много вещей — я бы сделал это, — он с трудом сглатывает, его глаза опускаются и становятся стеклянными.
— Машины времени не существуют, Джонни. Всё, что у нас осталось — это правда. — Я сжимаю его руки в своих. Они дрожат, и он опускает взгляд, когда его губы приоткрываются в прерывистом вздохе.
Он борется, и я хочу избавить его от этого бремени. Мне просто нужно знать, с чем мы имеем дело. Мне нужно видеть все его стороны, даже то, с чем, по его мнению, я не смогу справиться. Может быть, если бы он знал некоторые из моих...
— Я хочу рассказать тебе о своём бывшем. Но не смотри на меня. Мне нужно, чтобы ты не смотрел на меня, потому что если посмотришь... — Мой голос срывается, и я зажмуриваю глаза, чтобы перекрыть болезненные слёзы, которые грозят заполнить мои глаза.
Мне пришлось пройти столько терапии, чтобы преодолеть эту часть своей жизни. Я пытаюсь вспомнить всё, чему научилась много лет назад, чтобы сейчас поделиться с Джонни своей правдой.
— Его звали Эйден. Ещё Джекс, Престон и, кажется, Томас.
Джонни морщит лоб, но выполняет мою просьбу и продолжает смотреть на наши руки.
— Он был мошенником. Но поначалу заставил меня поверить, что он милый, нежный человек, который руководит некоммерческой организацией для приёмных детей. Мы слишком быстро поженились, потому что я пыталась расставить галочки в своей жизни и, возможно, всё ещё пыталась забыть того парня, который разбил мне сердце.
Джонни качает головой, и я слегка сжимаю его руки.
— Выслушай меня пожалуйста. В общем, мы встречались месяц до свадьбы. На пятой неделе брака он ударил меня по лицу на нашей кухне, потому что я спросила, почему накануне вечером он загулял допоздна и не отвечал на звонки.
Джонни резко втягивает воздух и поднимает голову, его глаза впиваются в мои. Я качаю головой.
— Ты не можешь смотреть на меня. Даже если злишься и не винишь меня. Ты не можешь смотреть.
Я молча выжидаю, пока Джонни не опускает подбородок. Я чувствую гнев, излучаемый его телом.
— Он ударил меня всего один раз. А затем обокрал. Опустошил мои сбережения. А ещё сломал ожерелье в виде шпиля, которое мне сделала твоя мама, и выбросил осколки в мусорное ведро. Примерно через неделю после того, как я спросила, где он был, я увидела в новостях сюжет о парне, который грабил салоны красоты и парикмахерские. Кто-то заснял его на камеру без маски, и даже по размытой фотографии я узнала его. Это был он.
Я тяжело выдыхаю.
— Я сдала его в ту же ночь. Его арестовали на нашей подъездной дорожке, и мне больше никогда не пришлось видеть его лично. Я опознала его по фотографии. Расторжением брака занимался адвокат. Формально его аннулировали. Как будто никогда и не было. Но Джонни... это случилось. И я жалею о каждой секунде.
Он медленно кивает, но держит своё слово, не встречаясь со мной взглядом. После почти минутного молчания Джонни наклоняется вперёд и прижимается щекой к нашим соединённым рукам. Я оказываю ему то же уважение, что и он мне. Позволяю ему спрятаться.
— Ты знаешь, что они нашли моего отца в озере?
Ураган проносится по моему телу, и желудок опускается.
— Да, — хриплю я.
Джонни поднимает голову, и наши глаза встречаются.
— Это я отвёз его к озеру.
Время останавливается. Я хочу ахнуть, но каким-то образом нахожу в себе силы не делать этого. Делаю размеренный вдох через нос, стараясь, чтобы каждое движение моего тела было незаметным. Мне кажется, что я балансирую на башне из фужеров с шампанским, и малейшее неверное движение — и они рухнут на землю.
— Джонни, ты... — Я останавливаю себя. Он этого не делал. Но кто-то сделал.
— Он узнал, что я занимаюсь с оркестром по причинам, не связанным с учёбой. И пришёл в ярость из-за такой глупой мелочи. Он был так зол. А потом... — Джонни замолкает, его рот приоткрыт, челюсть двигается взад-вперёд, как будто парень обдумывает что сказать дальше. Но я не член жюри присяжных. Я не из полиции. И я не Шейла. Он может мне доверять.