Её нижняя губа выскальзывает из-под зубов; она дрожит.
— Да, я готова.
Я переключаю своё внимание на фортепиано и перевожу руки в нужное положение, не поднимая глаз на Джейд до тех пор, пока не начинаю вступление и не перехожу к первому куплету. Я немного замедляюсь, давая ей крошечный кусочек времени, чтобы набраться храбрости. И тут это происходит.
Магия.
Джейд закрывает глаза, рукой вцепляясь в микрофон, как бы спасаясь от падения в глубину. Её рот широко открывается для высоких нот. Её голос срывается, когда это необходимо. Её фальцет — это шёпот, который царапает открытые раны, а когда начинается припев, девушка плачет. Не рыдает, просто несколько слезинок, показывая, что эти слова написаны действительно особенным человеком. Она воплощает его боль и проецирует её на огромный зрительный зал, сводя к минимуму аккомпанемент фортепиано. Мне хочется поднять кулак и крикнуть: «Да!».
Мы переходим к следующему куплету, и она открывает глаза, глядя прямо перед собой. Это не просто девушка, поющая песню. Это молодая женщина, которая учится летать, расправляет крылья, позволяя словам Джонни нести её. Я делаю всё, чтобы не отстать от неё, и к тому времени, когда она доходит до последних нот, повторяя: «Смелее, чем буря», снова и снова, я обнаруживаю, что мои губы беззвучно двигаются вместе с ней.
Я прекращаю играть, даже раньше, чем это обычно делает Джонни. А Джейд не останавливается. Она продолжает петь, её громкость бьёт в потолок, заполняет мою грудь и посылает мурашки по рукам. Джейд держит последнюю ноту дольше, чем Джонни, и когда её голос наконец затихает, эта нота ещё секунду отдаётся эхом.
Я хлопаю в ладоши и подношу их ко рту, в уголках моих глаз собираются слёзы. Джейд втягивает воздух, как будто закончила бежать марафон. Вставляя микрофон в стойку, она поворачивается и смотрит на меня, её карие глаза расширены от неверия, но на губах расплывается улыбка. Гордость. Вот она. Это гордость.
— Да! — кричу я, бросаясь к ней.
Джейд бежит ко мне, мы обнимаемся, потом расходимся, чтобы хлопнуть по рукам.
— Не могу поверить, что я только что это сделала.
— А я могу, — качаю головой, мои руки до сих пор гудят от ударов по клавишам фортепиано.
Джонни всегда был создан для выступлений. И когда была моложе, я завидовала этому. Но теперь я понимаю. Мне суждено преподавать. Не просто стоять у доски и повторять понятия или составлять графики для марша на поле. А вот так. Находить в своих учениках тот самый особый дар и извлекать его наружу. Подталкивая их к попыткам.
— Может, посмотрим? — я киваю к телефону.
— О, чёрт, да, — говорит Джейд, бросаясь к своему устройству.
Она быстро сохраняет видео и выводит его на экран, чтобы мы могли посмотреть его вместе. Я задерживаю дыхание, надеясь, что звук будет правильным, и когда Джейд слышит свой собственный голос и видит то, что видела я, то закрывает рот рукой и начинает смеяться, а затем плакать.
— Не могу поверить, что это я!
— А я могу, — заверяю я.
Мы смотрим видео ещё шесть раз, прежде чем я подталкиваю её к тому, чтобы она опубликовала его в интернете. К тому времени, когда мы закрыли аудиторию и вернулись в мой класс, видео набрало тысячу просмотров. С каждым обновлением оно набирало ещё десяток. Десятки превращались в сотни, и к тому времени, когда за ней приезжает отец, счёт переваливает за сотню тысяч просмотров.
У меня возникает желание пригласить Джейд и её отца поужинать со мной, чтобы просто посмотреть, как растёт это число, потому что я знаю, что скоро оно достигнет миллиона. И тогда люди начнут обращаться к ней. Но это их время. Я сделала свою работу. Я подтолкнула её и включила несколько прожекторов. Остальное зависит от Джейд. Однако я предупреждаю её отца о том, что их ждёт, и записываю номер Кейли, поскольку не знаю другого специалиста, к которому можно было бы обратиться, когда ситуация взорвётся. А она обязательно взорвётся.
И может быть, если ей повезёт — если мне повезёт — появится некая мега-рок-звезда, которая тоже училась в этой школе, и попросит её присоединиться к нему в туре.
«И спросит меня, способна ли я любить его, несмотря на его демонов».
Мой прогноз оказался довольно точным, хотя по прошествии трёх дней просмотры Джейд всё ещё не перевалили за миллионную отметку. Но в скором времени это произойдёт. Её телефон уже разрывается от предложений. Это совсем другой мир, чем был, когда Джонни совершил прыжок. Конечно, его снимали на видео и обсуждали на форумах, но сейчас это действительно рынок влиятельных людей, движимый массовым электронным сарафанным радио, за которым я не могу угнаться.
Несколько моих учеников знакомят меня с новыми приложениями, которые я должна загрузить, когда на мой телефон приходит сообщение с незнакомого номера. Первая мысль — это одна из медсестёр Бет. У меня нет их контактов в телефоне, но, возможно, стоило их записать. Мы с ней не разговаривали с тех пор, как Джонни уехал. Я не знаю, что сказать, кроме того, что надеюсь, что она была права во всём. Я знаю, что Джонни вернётся, чтобы повидаться с ней. Но не знаю, захочет ли видеть меня теперь, когда я выразила словами то, что мы оба чувствовали долгое время.
Если то, что у нас есть, не любовь — не всегда было любовью — тогда я не знаю, что это такое.
Я прогоняю своих учеников, чтобы они сосредоточились на своей работе, прекрасно понимая, что все в этой комнате заняты болтовнёй с Джейд и планированием её будущих туров по стадионам, а не подготовкой к экзаменам по теории музыки. Я надеюсь, что Джейд сможет сохранить эту чистую невинность во всём, что её ожидает. Сегодня утром я почувствовала себя виноватой, когда Джейд сказала мне, что одно из развлекательных шоу собирается взять у неё интервью. Неделю назад она сосредотачивалась на Беркли и Калифорнийском университете. Может быть, я всё-таки поступила не так уж хорошо?
Я открываю сообщение и вижу имя Шейлы. Мой желудок переворачивается, а шея пылает жаром. Шейла заставляет меня нервничать. Она обладает слишком большой властью. С тех пор как она появилась, я совершила столько ошибок: не помешала Бет поговорить с ней, потом забрала награду. Какая-то часть меня хочет включить признание Джонни в любви в категорию ошибок, но я отказываюсь. Я сказала это, и ждала что бы сказать это годами. Дело никогда не было в том, чтобы он сказал тоже самое в ответ, хотя я всегда надеялась, что он это сделает.
Захожу в свой кабинет и захлопываю дверь, чтобы остаться наедине с собой. Сообщение Шейлы короткое и простое. Она хочет задать мне несколько вопросов, как под запись, так и без неё. У меня возникает искушение сделать всё это в письменном виде, но, возможно, это ещё хуже — тогда останется цифровой след. От паники у меня перехватывает дыхание, и я откупориваю бутылку с водой и выпиваю половину.
Глубоко вздохнув, нажимаю на её контактную информацию и прижимаю телефон к уху. Я не хочу, чтобы всё это звучало по громкой связи, чтобы другие слышали. Просто на всякий случай.
— Бринн, спасибо что быстро ответила, — говорит Шейла, и в её голосе слышится деловитость.
У меня немного перехватывает горло.
— Конечно, — хриплю я.
Я беру ручку в руку и кладу ногу на стол. Сегодня я надела обычные холщовые туфли, и хотя это не кеды, как у Джонни, они представляют собой чистый холст. Самое время скопировать его привычку. Я начинаю рисовать фигуры и заштриховывать их.
— В понедельник я публикую эту статью в интернете для подписчиков, а напечатана она будет в нашем ноябрьском номере. Однако большинство людей читают в интернете, поэтому я хочу убедиться, что всё правильно, прежде чем мы это выложим. И я не могу отделаться от ощущения, что в этом повествовании чего-то не хватает.
— О, вы хотели ещё раз поговорить с Бет? Или я уверена, что Кейли сможет разыскать Джонни. Он в Лос-Анджелесе...
— Я уже поговорила с Джонни ещё раз.
О.
Я сглатываю вспышку ревности, что она говорила с ним совсем недавно. И тут же чувствую себя ребёнком, но оправданно.