Она провела исследование, проанализировав его музыку и связав её с основными событиями в его жизни. В статье есть раздел, посвящённый его песне «Утопающий», которую написал, когда впервые попробовал пройти курс реабилитации, когда ему был двадцать один год. Много времени она уделяет песне «Стеклянный лошади», которая, как я всегда считала, была посвящена его маме. Однако, видя её интерпретации в паре с интерпретациями Джонни, с цитатами, которые я никогда не слышала от него, у меня замирает в груди. Лошади дикие и свободные, а стекло хрупкое. Так жила его мама. Эта песня — её борьба и освобождение. И Шейла отмечает её как свою личную любимую. Мало кто поймёт, почему.
Структура сюжета основана на его музыке, двигаясь в обратном направлении от его самых новых песен к самым первым. И хотя она действительно упоминает о смерти его отца и множестве теорий, возникших вокруг этого, она ни разу не придаёт им никакого значения. Шейла цитирует окончательные выводы полиции, а также отчёты о вскрытии и токсикологии, в которых говорится, что в организме Кевина Форрестера были обнаружены опиоиды и большое количество алкоголя.
Шейла заканчивает свою историю рассказом о «Приюте», открывая миру, кто тот самый ангел. Я читаю наш стёб во время первого интервью, того, что было в моём классе, когда Джонни сказал ей: «Можно сказать, мы встречались».
Я морщусь, читая эти слова и слыша их его голосом.
«Можно сказать многое. Можно сказать, что я потеряла девственность с Джонни Бишопом. Можно сказать, что я тренировалась писать его фамилию вместе со своим именем. Можно сказать, что он провёл много ночей в моём доме, а несколько — в моей комнате, сочиняя свою самую хитовую песню».
Я стряхиваю раздражение и продолжаю чтение, остановившись на словах, которые я с готовностью отдала под запись несколько дней назад.
«Да. Для записи. Я люблю Джонни Бишопа. Я просто хочу, чтобы он любил меня в ответ».
Я читаю предложения всё быстрее и быстрее, пока не дохожу до конца — и никакого решения. Никакого ответа на моё заявление. Как будто я произнесла это в пустой комнате. Я снова просматриваю статью, ища те ответы, которые, как сказала Шейла, она попытается получить, но их нет. Никаких признаний в ответной любви. Никаких обещаний приехать в Юкку, чтобы снова завоевать моё сердце. Слова Бет намекают на то, что я — его причина всего, но это всё, что есть. Надежда его мамы на нас. Это милая история, которая, вероятно, заставит половину населения падать в обморок и болеть за нас, а другую половину — хейтить меня в социальных сетях.
— Отлично. Спасибо, Шейла. Просто... — Я сдерживаю ругательство. Боюсь, их будет ещё много на моём веку.
Я нажимаю на ссылку сбоку статьи, где написано «Увидеть его вживую», и ожидаю получить список дат гастролей, в первую очередь, вероятно, в Европе и Южной Америке, просто чтобы быть подальше от Лос-Анджелеса. Но получаю совсем не это. Вместо этого — специальное благотворительное выступление там, где всё и началось.
СМОТРИТЕ ДЖОННИ БИШОПА ВЖИВУЮ, ТОЛЬКО СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ!
20:00 ДЛЯ ВСЕХ ЖЕЛАЮЩИХ
НА ЗАДНЕМ ДВОРИКЕ РЕСТОРАНА «ПАППИ И ХАРРИЕТ»
ВЫРУЧЕННЫЕ СРЕДСТВА ПОЙДУТ В ПОЛЬЗУ ФОНДА БЕТ БИШОП ПО БОРЬБЕ С РАКОМ
На экране высвечивается адрес и телефон «Паппи и Харриет», и я сразу же звоню, чтобы проверить линию. Там занято, значит, эту историю уже читают. И в баре Джорджа сегодня будет многолюдно.
Из любопытства я проверяю погоду и, увидев ясное небо, испытываю облегчение. С меня хватит переполненной парковки в этом месте на всю жизнь. Хорошая погода — это, оказывается, преимущество. Я смогу наслаждаться этим вечером, если соберусь посетить мероприятие.
Я наливаю остаток кофе в стакан и зажимаю его подмышкой, пока собираю свои учебники по музыке в школу. Бросаю книги на заднее сиденье и сажусь за руль, выпивая ещё одну порцию чуть тёплого кофе, который сварила час назад. Выезжаю на дорогу и, естественно, начинаю напевать «Приют», хотя в моей голове звучит версия Джейд, а не Джонни. Интересно, слышал ли он её? И если да, то что он думает по этому поводу. Странно, как мозг может работать в многозадачном режиме. Мой рот бормочет слова, пока я прокладываю путь к школе и мысленно взвешиваю все «за» и «против» появления на том, что обещает стать кошмаром по борьбе с толпой. Есть десятки хорошо продуманных причин не делать этого, и первая из них — защитить своё эго и сердце от очередного удара.
Я сказала, что люблю его. Он запланировал сбор средств.
Конечно, Джонни запланировал его здесь, где всё началось. Здесь я подтолкнула его к тому, чтобы показать миру свой дар, и сказала, что его жизнь изменится навсегда. Я должна пойти. Не могу не пойти. Но что, если я буду выглядеть как дура?
Мэри Энн поджидает меня перед моим парковочным местом на учительской стоянке, когда я подъезжаю. Я открываю дверь, и она набрасывается на меня, сверкая телефоном на ладони.
— Я не могу читать, когда ты так извиваешься, — ворчу я, хватая её за запястье, чтобы она не двигалась. Замечаю заголовок, который только что закончила читать, и отпускаю её руку.
— Да, знаю. Я читала. — Закрываю дверь и перебираюсь на заднее сиденье, чтобы достать свои книги, которые теперь разлетелись в разные стороны.
— Ты сказала, что любишь его!
Я зажмуриваю глаза и даже щёлкаю каблуками. Ничего не происходит. Нет никакой страны Оз. Чёрт возьми, для меня нет никакого Канзаса.
— Да. И, блин, я чувствую себя глупо, — признаю я.
— Почему? О, боже мой, Бринн. Это невероятно! Это так... романтично. Как в фильме «Неспящие в Сиэтле». Только вместо того, чтобы встретиться с ним на вершине какого-нибудь здания, ты идёшь в бар, в пустыню, в понедельник, — Мэри Энн хихикает над абсурдностью этого, и я проталкиваюсь мимо неё, сунув ей в руки половину своих нотных тетрадей.
— Я не пойду, — ворчу я. Конечно, минуту назад я решила, что пойду. Но никто не слышал моих мыслей.
— Стой! Ты должна!
Я замираю на месте и поворачиваюсь к ней лицом, но Мэри Энн налетает на меня, и мы роняем все мои книги на пол.
— Извини, — говорит она, приседая, чтобы поднять их.
Я помогаю ей.
— Всё в порядке.
Но это не так.
— Он не сказал этого в ответ, — наконец признаюсь я Мэри Энн.
Она падает на задницу, подогнув под себя ноги и испачкав свои брюки цвета хаки о тротуар. Я сдаюсь и тоже падаю на задницу. С тем же успехом мы обе можем испачкать свою одежду в пыли.
— Что ты имеешь в виду?
Мои плечи опускаются, и я достаю свой телефон, на экране которого по-прежнему отображается история. Я пролистываю некоторые ключевые моменты, читаю историю вслух, а потом дохожу до конца.
— Видишь? Здесь только то, что я люблю его, и то, что его маме нравится идея о нас. Но нет того, что Джонни Бишоп любит учительницу музыки из своего родного города. Ботаничку, с которой, «можно сказать», он встречался в школе? — я тяжело выдыхаю и опускаю голову на руки.
— Да, но на этом история не заканчивается, Бринн. Всё совсем не так. Ты должна пойти, чтобы увидеть. Ты должна быть достаточно храброй, чтобы выложить всё и появиться.
— Дело в том, Мэри Энн, что я уже это сделала. А он ушёл. — И съехал. И уехал в Лос-Анджелес. И не позвонил. Ни разу.
— Тогда ты сделаешь это снова, — говорит Мэри Энн.
Я позволяю крошечному смешку вырваться наружу, глядя на неё. Поняв, что она не отстанет, я соглашаюсь, что подумаю об этом, и мы, помогая друг другу поднимаемся с земли и направляемся в мой класс.
По мере того, как проходит день, давление на меня только усиливается. Джейд пригласили исполнить «Приют» вместе с Джонни. И мои родители тоже пойдут. И Бет тоже. И большая часть учеников, половина из которых уже в «Паппи и Харриет», чтобы успеть занять хорошие места. На данный момент, даже если я появлюсь, он не сможет увидеть меня среди толпы фанатов, которые там будут.
К окончанию занятий я чувствую себя физически и эмоционально истощённой. Перед выходом из школы я измеряю температуру в медпункте, надеясь, что у меня жар или грипп. Но температура в норме.