— Нет. Я отвезу.
Он открывает мне дверцу. Я старательно не думаю о том, какой мой муж джентльмен, но ничего не могу поделать. Каким бы неправильным это ни казалось, — будто я украла что-то бесценное у своей лучшей подруги, — в то же время, быть замужем за Заком немного удивительно. А теперь стоит повторить — мне бы не помешала терапия.
ГЛАВА 18
Женитьба ничуть не изменила Зака, не то чтобы я этого ожидала. Уверена, единственный способ, которым он может все исправить в своей голове, так быстро после смерти Сьюзи, — это думать о браке, как о пожертвовании на благотворительность.
Я — благотворительность.
— Привет, — здоровается он, возвращаясь домой после четырех ночей отсутствия.
Я поднимаю взгляд от экрана ноутбука, стоящего на подлокотнике дивана, а Гарри Паутер, тем временем, нежится у меня на коленях.
— Привет. — Мне трудно контролировать свою улыбку.
— Ужинала?
— Ага. Пиццей. В холодильнике остатки.
— Звучит превосходно. — Он перебирает стопку почты на полке. — Посмотри-ка.
Зак разрывает конверт и достает карточку, показывая ее мне.
Я щурюсь.
— На что я смотрю?
— На свою карту медицинского страхования. Давай запишем тебя к врачу. Получишь свои лекарства. И снова встанешь на путь к нормальной жизни.
— Машина. Я снова сяду за руль. Моя зарплата за первый час уборки каждый день идет прямиком в карман водителя Uber.
— Шесть месяцев — это шесть месяцев… ну, теперь пять. Врач не может это ускорить, но будем надеяться, что наблюдение за тобой предотвратит рецидив. Разве тебя это не устраивает?
Он подмигивает мне с ухмылкой на лице, затем поворачивается и неторопливо направляется в спальню, чтобы переодеться.
Через несколько минут Зак берет остатки пиццы и пиво и возвращается в гостиную.
— С днем рождения. — Он вручает мне подарок, завернутый в белую бумагу и перевязанный розовой лентой.
Я пытаюсь прикусить губу, чтобы не ухмыляться, как дура. Слишком поздно.
— Как ты узнал, что у меня день рождения?
— Удостоверение личности в суде.
Он садится на противоположный конец дивана. Лишь одна его близость делает мой день намного лучше. И одна только мысль об этом усиливает мою вину во сто крат.
Я аккуратно разворачиваю подарок и снимаю крышку.
— Для всех твоих путешествий, — говорит он, и его губы расходятся в гордой улыбке.
Это сумка для ручной клади с большим количеством отделений для множества деталей камеры, чем у меня имеется — пока.
— Идеально. Мне нравится. Но ты не должен был. Ты и так слишком много сделал.
Прежде чем понимаю, что делаю, наклоняюсь через диван и обнимаю его, он разводит руки в сторону — в одной тарелка с пиццей, в другой — пиво.
— Уф… не за что.
Вернувшись на свое место, включаю ноутбук и наклоняю экран.
— Раньше я показывала их Сьюзи, а она закатывала глаза и говорила мне удалить их.
Зак садится прямо, чуть наклоняется вперед, и, прищурившись, рассматривает коллаж из полдюжины случайных снимков Сьюзи.
Она в кресле, с мечтательным выражением смотрит в окно.
Она в саду, сидит на садовой тележке, нюхает пучок базилика, а концы ее платка развеваются на ветру.
Она заплетает мне косу, — Сьюзи назвала меня одержимой, когда я подняла камеру над головой, чтобы снять это.
— Вон та. — Зак указывает на одно фото с ней… и с ним. — Можешь увеличить?
Я забыла, что это фото в коллаже, пока не повернула экран, чтобы показать ему. Быстрым двойным щелчком увеличиваю снимок, и он занимает весь экран. На фото Зак несет ее в спальню, свет приглушен, так что их фигуры — это почти силуэт. Я сделала фото за два дня до того, как Зак позвонил в хоспис.
— Прости, — шепчу я. — Оглядываясь назад, кажется, что я не должна была вас снимать. Будто вторглась в ваш личный момент, чего я не имела права делать.
Зак чуть мотает головой.
— Все в порядке.
— То, как ты ее любил… это заставило меня поверить в любовь.
Он откидывается на спинку дивана, и я закрываю ноутбук.
За следующие несколько минут он доедает пиццу, а затем встает.
— Как ты относишься к мороженому?
— Э… — Я смеюсь. — По-моему, звучит холодно.
— Но необходимо? Ведь у тебя день рождения. — Он смотрит на меня так, будто не я только что сунула ему в лицо болезненные воспоминания.
Мой смех превращается в нервный смешок.
— Конечно…
— Тогда, пойдем. — Он уносит посуду на кухню.
За мороженым?