В ту ночь в спальне токарей до рассвета вспоминали как дома праздновали дни рождения. Яков похвастал, что если отыщется мать, то всю токарную группу он пригласит в деревню попробовать вологодской преснушки.
— Угощай, — радушно шептал Вадим, передавая имениннику вилку и нож. Ты хозяин.
Небольшое замешательство организаторов празднества вызвал отказ Якова открыть бал. Антону, ответственному за танцы, боялись сказать правду — разбушуется, не унять. Члены комсомольского комитета надеялись сами все уладить. Раскрасневшийся, смущенный стоял Яков в кругу друзей, товарищей и неуклюже оправдывался:
— Кадриль могу, пожалуй еще барыньку спляшу, а вальс пойду танцевать — засмеют.
Выручила Оленька, увела «новорожденного» в комнату за сценой, показала, как танцуют вальс. Пришлось все-таки ему открыть бал. Только он поставил условие, что будет танцевать исключительно с Оленькой.
Оркестр давно ждал команды. Антон занял дирижерское место, сердито постучал палочкой по пюпитру и объявил:
— Вальс!
В зале на одно мгновенье погасло электричество, сразу из кинобудки вырвался белый свет, а со сцены навстречу бежали лучи — ярко-красные, зеленые, голубые… Оленька положила руку Якову на плечо. В танцующую пару с балкона полетели цветные ленты, а затем Якова и Оленьку обогнали Вадим с Тамарой, потом от стен одна за другой стали отходить пары, вливаясь в круг танцующих.
Ночью Яков долго, не мог уснуть. Свет уличного фонаря косыми лучами падал на тумбочку, освещая новенький портфель. Гравировка на полированной пластинке оставалась в тени, но и в темноте он словно различал на металле прорезь букв: «Отличнику учебы Якову Пичугину от директора училища».
Перед глазами Якова до мельчайших подробностей проходил минувший день. А под утро ему приснился сон. В избе на берегу Ножемы был праздник. Отмечали день рождения Якова. На стене у окна, над выцветшей картинкой из «Нивы» висело новое двуствольное охотничье ружье — подарок отца. Мать вынула из русской печи дымящуюся ватрушку. Одно только Яков не мог понять — как в их маленькой избе поместилась токарная группа. Все сидели за столом, и никто не жаловался на тесноту. Вот братья Ростовы, Вадим, Алексей, Сафар, а рядом с отцом Николай Федорович и Евгений Владимирович. Все дружно смеялись, над Мурашом. Оленька учила Антона танцевать вальс, он неуклюже крутился, наступая ей на туфли…
45
В укромном уголке инструментального ящика Антона лежали резцы из твердого сплава — подрезные и расточные. Можно было начинать пробу, но произошла задержка. Евгений Владимирович не был уверен в прочности фундамента и не разрешал до проверки переключать шпиндель на большое число оборотов.
— Перестраховщик, — злился Антон.
Скоростное точение увлекло его по-настоящему. Он представлял себе, как его отливающая зеркальным блеском шестерня будет на выставке в Москве. Под деталью отполированная дощечка, на ней выгравировано: «Шестерня. Время на обработку — один час сорок пять минут. Проточена скоростным методом за шестнадцать минут. Работу выполнил ученик Ленинградского сто двенадцатого ремесленного училища Антон Мураш».
Выдержки у Антона, однако, хватило ненадолго. Почему не рискнуть? Выкрошится резец — не беда, у него есть еще один в запасе, о котором неизвестно инструментальной кладовой. Хуже было со временем для экспериментов, — Евгений Владимирович уходил последним. Оставалось утро, те полчаса, когда группа завтракала и находилась на линейке.
Вечером Антон подготовил станок, утром тайком пробрался в мастерскую. Зажав в центрах деталь, он включил станок на четыреста оборотов, не обратил внимания на вибрацию. Надо успеть проточить хотя бы одну штуку. Резец коснулся металла и необычно быстро двинулся вперед. Поверхность получалась гладкая, зеркальная. Антон торжествовал: теперь Евгений Владимирович убедится, кто прав. Но что это такое? Стружка почему-то не ломалась, свивалась в кольцо, Антон растерялся. Дымящий свистящий ком нещадно хлестал станину…
В это время токарная группа возвращалась из столовой. Услыхав необычный гул в мастерской, Евгений Владимирович прибавил шаг; распахнув дверь, первое что он увидел — побелевшее лицо Антона. От перенапряжения гудел мотор, резец завяз в металле. Евгений Владимирович выключил привод, показал ученикам выкрошившуюся кромку резца:
— Поспешил, Антон. Благодари счастливый случай, что ослаб ремень, сломался только резец…
Евгений Владимирович увел Антона в конторку:
— На фронте, Антон, за такой поступок тебя бы отдали в трибунал.