На своих подручных ему не приходилось обижаться, даже Антон отступился от бригадирства, усердно таскал воду, месил раствор и был доволен, если Степан, отходя от пролома, предлагал ему положить пяток-другой кирпичей.
Брешь в проломе уменьшалась. Чувствовалась опытная рука, ряды поднимались ровно, швы между кирпичами получались тонкие. До края верхней кромки осталось меньше полметра, когда во дворе показалось четверо. Впереди шел Николай Федорович, рядом незнакомый человек невысокого роста, коренастый, в офицерской гимнастерке без погон, за ними Максим Ильич, и паренек, сбежавший у пруда. Надвигалась гроза; Степан, не поднимая головы, шепнул:
— Рукавишников, наш воспитатель. Может, пронесет?..
В свое предположение Степан и сам не верил. Рукавишников громко возмущался на ходу:
— Избили, увели… Я уже звонил в управление…
Николай Федорович привык к неожиданностям! Такова уж судьба директора училища. Двести пятьдесят учеников — это двести пятьдесят еще не сложившихся характеров. Он допускал, что кто-то из его питомцев не постеснялся кулаками решить конфликт с соседями. Но никак он не мог поверить, чтобы три ремесленника ни с того ни с сего напали на одного ученика соседней школы.
Между тем Рукавишников замедлил шаги, недоуменно оглянулся на своего провожатого. Паренек, который, сообщил ему о происшествии у пруда, стоял в совершенной растерянности. Товарищ, его товарищ, которого побили и увели, как ни в чем не бывало с кельмой в руках стоял на плечах у какого-то парня и заканчивал закладку пролома! Вот кто-то из помогавших ему ребят опрокинул ведро извести, и он обрушился на него с бранью.
— Как видите, жив и здоров ваш ученик, — ядовито заметил Николай Федорович. — Придется не мне, а вам приносить повинную.
Николай Федорович догадывался, почему Антонова бригада не на экскурсии. Ясно стало, каким путем к ним попал подросток из школы ФЗО. Непонятным было только вот что: если паренька побили, почему же он так старательно работает, почему смущен и недоволен приходом начальства не меньше, чем ремесленники?
Степан послушно спрыгнул на землю и, стряхивая сохнущий на руках раствор, стоял и молча ждал неприятных вопросов. Обида на ремесленников давно прошла, в последний «перекур» он сочувственно убеждал Григория, что к следующему воскресенью синяк пройдет, учил, что, когда дерешься, то, падая, надо защищать лицо.
— Кто тебя, Степан, бил покажи не бойся, — покровительственно начал допрос Рукавишников, раскрывая блокнот.
— Чего меня бить? Просто повздорили…
Паренек, который привел воспитателя, крикнул:
— Не били! Да ему руки связали ремнем!
Степан только усмехнулся одними глазами, и от этого взгляда товарищ его съежился, будто его ударили мокрой тряпкой.
— Ребята занимаются стоящим делом, — твердо сказал Степан. — Сперва у нас недоразумение возникло. Разве возбраняется помогать?
Несмотря на такую защиту, Николай Федорович догадывался, как обстояло дело. Конечно, опять начудили ребята! Их поступок несколько оправдывало упорство, с которым они старались добиться добротной кладки. Вся бригада добровольно лишила себя выходного дня, не пошла на экскурсию. Как тут решать? Положение директора и воспитателя было сложным. Николай Федорович со свойственной ему прямотой сказал:
— По-моему, ребята без нас разобрались…
Рукавишникову ничего не оставалось делать, как только пожать плечами.
Осмотрев кладку, он похвалил ремесленников и Степана. Что касалось Николая Федоровича, тот просто сиял. Отпала нужда искать каменщиков, ученики выполнят свое обязательство, сами восстановят старый корпус! Ну, а за драку на лужайке Антоновой бригаде придется держать ответ, но неприятный разговор Николай Федорович отложил до утра.
Когда начальство ушло, Антон крепко пожал руку Степа:
— Настоящий ты парень. Жаль, если тебе попадет в школе.
— Тимошке всыпят, а мне за что? Сегодня меня на лужайке бросил, завтра кого-нибудь другого, такой и в бою подведет, — сказал Степан. — Мы с ним более чем товарищи — земляки. Еще в интернате хлебали из одного котелка. Вот и удружил…
Приближался вечер, но Антон не давал команды к отбою. Ребята решили до темноты заложить еще один пролом хотя бы до половины. Максим Ильич передал приказ директора — немедленно кончить работу.
Настало время прощаться. От подарков Степан категорически отказывался. Антон пригрозил:
— Не возьмешь — обидишь, ножичек в мусор брошу!
Сафар поступил проще — без спроса сунул Степану свою дудку в карман. До самой школы ребята проводили своего нового товарища.