- Хорошо,- ответил он, отдаваясь порыву своей души. – Хорошо, Изабель.
- Я приведу ее тебе завтра к…
- Двум часам дня, – сказал он, все так же не оборачиваясь.
Она смотрела ему в спину. Чувствовала ли она вину? Или просто пыталась найти объяснение тому, почему такой страстный и веселый мужчина превратился в циничного и холодного врача? Но это занятие ей вскоре наскучило, и Флемминг покинула кабинет, не удосужившись и попрощаться.
Деймон сел в кресло и закрыл глаза, которые стали красными от частых бессонниц. Ему казалось, что он сможет перебороть их, ему даже начало казаться, что он испытывает сонливость, но все это, в конечном счете, все трансформировалось в скучные ночные часы.
Перед глазами вновь всплыл образ танцующей Дрины. Красивой, обворожительной цыганской девушки, с которой он бы с радостью скоротал одну из ночей. Ее глаза, лишенные эмоций, так и манили, а телодвижения сводили с ума любого зрителя. Сейчас Сальваторе пришел к выводу, что если он в скором времени и потеряет работу, то отправится именно в то место. Ночи в барах, общения с незнакомцами, бедные обиженные официантки и страстные красивые цыганки – это напоминало утопическую мечту.
«Когда не можешь избавиться от бессонницы – сутки превращаются в бесконечность. Я мечтал, чтобы самолет, благодаря которому я совершал перелеты, внезапно упал и разбился о скалы. Я переходил дорогу на красный, мечтая попасть под машину, но получал лишь штрафы и кулаком по лицу от водителей…»
Следующий день был похож на предыдущий. Деймон сидел в своем кабинете, принимая посетителей, отвлекаясь на свои мысли. Он поглядывал на часы, понимая, что встречи с Флемминг не избежать. Ему не хотелось лицезреть точную копию своей бывшей большой любви, ему не хотелось говорить медицинские термины и делать какие-то прогнозы. Он начинал скучать по тем напевам и цыганским пляскам возле костра. Он начинал скучать по той бедной официантке и с радостью бы вернулся в тот маленький, прибрежный городок.
Мужчина услышал громкий говор и звон браслетов за дверью. Он приподнялся и взглянул на часы. Отлично. Два часа. Значит, Изабель привела свое цыганское отродье и, скорее всего, весь табор.
Дверь открылась и показалась брюнетка; на своем наречии она громко беседовала с тем, кто был в темноте. Деймон почувствовал острую головную боль и то, что он хочет как можно скорее избавиться от присутствия Изабель и ее дочери. Но встречи было не избежать.
Они вошли. За спиной Флемминг скрывалась девушка, которая не спешила показываться на глаза. Деймон не спешил ее разглядывать. Его настроение перевалило за минус уже давно и стремительно набирало скорость, так что интерес к девушкам он потерял в том смысле, что усмирил свою мужскую сущность.
На руке дочери было одето много жестяных браслетов-колец, которые то и дело звякали и выводили из себя. Сальваторе взглянул на гостью.
Дрина. Цыганка Дрина и есть дочь Изабель? Как она так быстро перебралась из той провинции в этот город и почему танцевала с бедными? Теперь понятен ее странный пустой взгляд. Он и сейчас был таким же.
Дрина! Эта девушка не выходила из его мыслей на протяжении всех дней. Он мечтал о ней, а сейчас узнал, что она дочь первоклассной суки Флемминг! И что дальше? Ей всего двадцать… Ее кожа смугла, тело горячо, а душа холодна. Ее танцы подобны гипнозу, которые заставили его отвлечься на время от своей депрессии.
Деймон предложил сесть и сел сам, уставившись на пустой лист с важным видом знатока. Нет, волнения и стеснения он не испытывал, ровно как и влечения хотя бы к одной из этих особ. Ему хотелось лишь обдумать свои дальнейшие действия.
- Ее будут оперировать лучшие хирурги нашего города.
- Тогда зачем я? – равнодушно произнес Сальваторе.
Дрина будто вздрогнула, но потом снова стала спокойной и равнодушной.
- Дело вот в чем: я вынуждена уехать в Европу по своим делам, а зная твою заботливость, решила…
- Повесить на меня мою дочь, – закончил Деймон.
- Эй! Я не одежда! Не надо вешать меня, я сама смогу позаботиться о себе.
Чувствовался явный акцент, который предавал некую харизму. Твердые звуки она произносила мягко, а ударения, порой, расставляла неправильно. Однако, несмотря на свой акцент, Дрина чувствовала себя совершенно уверенно. Сальваторе отложил бумаги и предложил пройти в смотровую.
Все процедуры, совершаемые в смотровой, проходили в полнейшей тишине. Деймон делал какие-то записи, читал историю болезни и рассказывал Изабель то, чего следует опасаться. Флемминг обрадовалась, что два окулиста сошлись во мнениях. На все время ушло около двадцати минут, однако за это время мужчина успел изучить девушку.
Ее повадки, – как и ее внешность, ее говор, – тоже были своеобразными. Девушка перемещалась неуверенно, но достаточно смело. Тонкими пальцами с длинными ногтями она держала свою медицинскую карточку. Ее браслеты не переставали звенеть, но они отлично смотрелись на ее тонких запястьях. Юная цыганка была в длинной юбке и майке на бретельках. Она была полностью погружена в свои мысли. Деймона она заинтересовала не как девушка, а как человек. Ее мир отличался от его, и сейчас дочь его осколка прошлого была единственным балластом, который стимулировал его на следующий день. Порой, просто хочется изучить человека, который живет в ином мире с иными убеждениями. Просто понять его мироустройство.
Все вернулись в кабинет. Дрина села напротив Сальваторе, подле матери, которая держала в руках сумку, готовясь заплатить.
- Все планирование операции описано верно. Я знаю этих врачей. Они – профессионалы.
- Иначе бы я и не платила им столько, – равнодушно проговорила Флемминг.
Дрина Флемминг. Немного извращенно звучит. Или девушка взяла фамилию отца? Где тогда отец этой красавицы? Хотя Изабель всегда была девушкой… ветреной.
- Ей будет трудно воспринимать мир… От тебя нужно лишь то, чтобы ты присматривал за ней.
- Сколько ты будешь в отъезде?
- Неизвестно. Командировка может продлится как неделю, так и месяц.
Отлично. Месяц с этой цыганской девушкой, которую он так стремится познать. Лучше не придумаешь.
- Ладно.
- Просто... Помоги ей. Она потеряла зрение в шесть…
- Семь! – перебила девушка, произнося слово, не смягчая согласные.
- А сейчас ей двадцать.
Шатенка чему-то усмехнулась.
Деймон колебался. Ему было плевать на деньги, ровно как и на свою работу. Единственное, чего ему хотелось, – просто пообщаться, еще раз увидеть ее танцы. И это его первый интерес на протяжении последнего месяца.
В кабинет проникал запах свежести и некой прохлады летнего дня. Ярко светившее солнце еще и согревало, в комнате даже было немного жарко… Однако восхищаться красотами природы Деймону не хотелось. Он вообще потерял ко всему интерес, а потому произнес следующее:
- Я согласен, – лишь за тем, что он надеялся пробудить в себе прежнюю тягу к жизни.
Изабель кивнула и поднялась. Поднялась и девушка. Ее браслеты снова задребезжали. Флемминг сказала, что свяжется сама с ним в ближайшие дни, а потом взяла Дрину под руку и повела к выходу.
Девушка шла по улице, слушая нотации матери про свое плохое поведение. Эта юная цыганка по-другому воспринимала мир. Она чувствовала тепло солнца, она слышала малейший звук и ощущала каждый утонченный запах. Она совсем забыла свои воспоминания о мире и боялась представить его. Она привыкла к такой жизни, которой она жила на протяжении всех тринадцати лет. И новая яркая жизнь ей казалась слишком сложной, но не совсем невозможной.
Шатенка шла по улицам, не видя прохожих. Она едва заметно улыбалась, слыша приятный мужской голос или утонченный запах.
Сейчас девушка сжимала в руках маленький синий камешек, который, согласно словам продавщицы на рынке, оберегал. Дрина верила в этот талисман и никогда его не забывала. Кроме того, она свято верила в то, что ложь продавщицы – правда.