- Нет, Саня, мне больше геморрой не нужен.
- Но ты ж всё равно полезешь, - сказал друг утвердительно.
- Я должен попробовать ему помочь. Хотя бы спрошу, сколько надо.
- Ты же понимаешь, что у таких нет стоп-крана? Только одно заплатишь, как вылезет что-то другое. Да и где уверенность в том, что он опять не влезет во что-то?
- Отвезу его к матери, пусть дальше сами.
- А то они его от матери забрали, ну да.
- Ну что ты предлагаешь? Я не могу так просто сделать вид, что она мне не звонила.
- Знаю. Ты слишком правильный. Порой следует думать только о себе. Ладно, кидай номер, Серый пробьёт.
Ванька отправил другу номер, вздыхая. Набрал отцу, рассказав о Борисе и умолчав про просьбу Зинаиды.
- Сама позвонила? - удивился Николай. - Чтобы про Бориса сказать?
Даже он не верил в искренность этой женщины, что заставляла сироту стирать чужой стыд на простынях. Не могла она сделать доброе дело, везде у неё была подоплёка.
- Хочу к нему съездить, - поделился мыслями Ванька. - Посмотреть, как он.
- Конечно. Привет от нас передавай.
- Как мам Вера?
- Ничего, - слишком горько вздохнул Николай. - Слаба, тошнит, но держится. Вас целует.
- Мы тоже, и очень ждём обратно. Скажи ей.
- Ну а как же! Всё дома нормально?
У Ваньки в голове тут же всплыли несколько картинок последних дней, но для отца пусть будет всё хорошо. Он плохой сын, если будет проблемами нагружать свыше тех, что уже имелись.
Распрощались, а ближе к вечеру Ваньке сообщение пришло от Кости.
"Если соберёшься выручать идиота, набери".
Глава 26
Ванька улыбался, пытаясь подбадривать того, кто лежал на больничной койке. Левая половина лица Бориса опустилась, не желая подчиняться, как прежде, и резко контрастировала с правой. Теперь лицо будто было сшито из двух не подходящих друг другу кусков, потому что один уголок рта натягивался вверх, а другой так и остался недовольным.
С мышлением Бориса тоже всё было не лучшим образом. Он узнал Ваньку, но речь его была заторможенной, неразборчивой, и парню казалось, что в ней вообще не существует никакой логики.
- Отлежится и побежит, - появилась за его спиной медсестра. Дородная и громкоголосая, отчего Ванька, бывший не робкого десятка, вздрогнул, когда она вошла. – Ну что, товарищ, - усмехнулась она, устанавливая на тумбочке медицинский поднос с несколькими шприцами, - ужин по расписанию.
Медсестра бесцеремонно, но умело откинула белую казённую простынь с затесавшимся на ней жёлтым пятном, обнажая ноги, и качнула Бориса в сторону, поворачивая спиной. Ванька отвернулся, а потом и вовсе вышел, намереваясь дождаться окончания её посещения в коридоре.
Он был уверен, что никто не желает быть застигнутым в таком виде при подобной процедуре, и следовало уважать личное пространство больного. Осознавал ли Борис до конца, что происходит, Ванька сказать не мог, ибо не знал.
Медсестра выбралась и палаты, стреляя глазками в молодого парня, и поправила халат на пышной груди.
- А чего такой скромный? – накручивала локон на палец.
- Любка! - рядом возникла седовласая женщина, сильно похожая на Зинаиду, и Ванька внутренне напрягся, боясь, что это именно она. Прошло достаточно лет, чтобы он забыл каждый штрих её лица, к тому же детская память довольно избирательна. – А ну иди в 106, там тебя молодняк ждёт.
Пышногрудая цокнула языком, закатывая глаза.
- Да им на двоих сто пятьдесят лет, Маргарита Семёновна.
- Оррррлы, - прорычала та слово, кивая головой вбок, и медсестра тут же подчинилась. – А вы кто будете? – обратилась седовласая к Ваньке.
- Родственник Бориса, - тут же отозвался Бородин, и женщина недоверчиво сузила глаза. Понятное дело, что на ближайшего родственника он не сильно походил, но разбираться, кто в их семье имел отношения с японцами, она не была намерена. – Ясно, - сунула руки в карманы, высматривая кого-то за его спиной. – Синицина! – выплюнула слово Ваньке в лицо, отчего он сделал шаг вбок, чтобы освободить обзор. – Извините, - обратилась к Ваньке зачем-то и направилась раздавать указания.
Ванька вернулся обратно. Чувства были двоякие. С одной стороны, ему хотелось видеть Бориса, с другой, видеть его прежним, а не таким, как теперь.
Ванька часто думал о том, что произошло, и никогда не винил Бориса ни в чём. Так вышло, что в его жизни случилось трое отцов. И о каждом Ванька вспоминал с улыбкой. Того, кто подарил жизнь, он вообще слабо помнил, если бы не фотография. И со временем размытый силуэт обрёл именно лицо со снимка. Отец подкидывал Уйбаана вверх. Вот, пожалуй, единственное воспоминание о том времени.