– Да, мы провели вместе практически весь день. Миссис Ди наставляла меня по части секса.
– Девочка, нельзя такого говорить! – отчеканила Дженева. – Кто-то может тебе и поверить. Мы играли в карты.
– Я бы, конечно, ей проиграла, из вежливости и уважения к почтенному возрасту, но она не дала мне шанса. Сжульничала и выиграла.
– Тетя Джен всегда жульничает, – кивнула Микки.
– Хорошо еще, что мы не играли в русскую рулетку, – добавила Лайлани. – Мои мозги разлетелись бы по всей кухне.
– Я не жульничаю, – застенчивостью Дженева превосходила бухгалтера мафии, дающего показания комиссии конгресса. – Просто играю по сложной методике, – бумажной салфеткой она протерла лоб. – И не льстите себя надеждой, что я потею от чувства вины. Это жара.
– Отличный картофельный салат, миссис Ди, – сменила тему Лайлани.
– Спасибо. Ты уверена, что твоя мать не хотела бы присоединиться к нам?
– Нет. Она сейчас в отключке, на кокаине и галлюциногенных грибах. Если сумеет добраться сюда, то ползком, а если попытается что-то съесть, ее тут же вывернет.
Дженева, хмурясь, посмотрела на Микки, та пожала плечами. Она не могла сказать, правда ли рассказы о разгульной жизни Синсемиллы или плод фантазии, но подозревала, что без преувеличений тут не обошлось. Цинизм и сарказм могли прикрывать низкую самооценку. В детстве, а особенно в девичестве, Микки сама прибегала к такой стратегии.
– Это правда, – продолжила Лайлани, правильно истолковав взгляды, которыми обменялись женщины. – Мы живем здесь только три дня. Дайте Синсемилле немного времени, и она себя покажет.
– Наркотики приносят ужасный вред, – голос тети Джен вдруг стал очень серьезным. – Когда-то я влюбилась в Чикаго в одного человека…
– Тетя Джен, – попыталась остановить ее Микки.
Тень грусти легла на гладкое, светлое, веснушчатое лицо Дженевы.
– Он был такой красивый, такой чуткий…
Вздохнув, Микки поднялась, чтобы достать из холодильника вторую банку пива.
– …но он сидел на игле. Героин. Все считали, что он – конченый человек, кроме меня. Я просто знала, что он сможет найти в себе силы отказаться от этой пагубной привычки.
– Все это безумно романтично, миссис Ди, но, как моя мать неоднократно доказывала со своими дружками-наркоманами, для них все заканчивается трагически.
– Только не в этом случае, – стояла на своем Дженева. – Я его спасла.
– Спасли? Как?
Открыв банку, Микки вновь села за стол.
– Тетя Джен, этот чуткий наркоман из Чикаго… ты говоришь о Френке Синатре?
– Правда? – У Лайлани округлились глаза. Рука с салатом застыла на полпути от тарелки ко рту. – Тот умерший певец?
– Тогда он еще не умер, – заверила Дженева девочку. – Даже не начал лысеть.
– А сострадательной молодой женщиной, которая спасла его от иглы, – не унималась Микки, – была ты, тетя Джен… или Ким Новак?
Дженева в недоумении сдвинула брови.
– Конечно, в молодости я не могла пожаловаться на внешность, но никогда не решилась бы сравнивать себя с Ким Новак.
– Тетя Джен, ты думаешь о фильме «Мужчина с золотой рукой». В главных ролях Френк Синатра и Ким Новак. В пятидесятые годы народ валил на него валом.
Недоумение на лице Дженевы сменилось улыбкой.
– Ты абсолютно права, дорогая. У меня не было романтических отношений с Синатрой, хотя, окажись он рядом, я не уверена, что смогла бы перед ним устоять.
Вернув вилку с салатом на тарелку, Лайлани вопросительно взглянула на Микки. Наслаждаясь замешательством девочки, Микки пожала плечами:
– Я тоже не уверена, что смогла бы устоять перед ним.
– Ради бога, перестань дразнить ребенка! – воскликнула Дженева. – Ты уж меня прости, Лайлани. У меня проблемы с памятью, с тех пор как мне прострелили голову. Несколько проводков там перегорело, – она постучала по правому виску. – Поэтому иной раз старые фильмы становятся для меня такой же реальностью, как собственное прошлое.
– Можно мне еще лимонада? – спросила Лайлани.
– Конечно, дорогая. – И Дженева наполнила стакан девочки из стеклянного кувшина, покрытого каплями конденсата.
Микки наблюдала, как их гостья пьет лимонад.
– Не пытайся меня обмануть, девочка-мутант. Не такая уж ты крутая, чтобы тетя Джен не подцепила тебя на крючок.
Опустив стакан, Лайлани кивнула:
– Ты права. Наживку я заглотала. Когда вам прострелили голову, миссис Ди?
– Третьего июля, восемнадцать лет тому назад.
– Тете Джен и дяде Вернону принадлежал маленький угловой магазинчик, из тех, которые часто превращают в тир, если он расположен не на том углу.
– Перед Днем независимости хорошо шли гамбургеры и пиво, – заметила Дженева. – И расплачивались в основном наличными.