Затем я целую его в ответ и ненавижу себя за это.
Ненавижу себя за то, что иду на поводу у чего-то столь знакомого, нуждаясь в этом так сильно, что охотно пропускаю себя через боль, которую я, несомненно, почувствую, просто имея этого. Просто почувствовать себя хорошо на мгновение. Моя спина ударяется об стену и Маркус не отодвигает свои губы от моих. Он целует меня, пока я не задыхаюсь от нехватки воздуха. Его руки запутываются в моих локонах, дергая, и его тело подминает мое, член прижимается к моему животу. Затем его руки свободно выпутываются из моих волос и спускаются под подол моего платья.
Мы в отчаянии, эмоции исчезли.
Нет ничего, кроме необузданной похоти, похоти, которая опасна для нас обоих. Моя голова плывет от алкоголя и эмоций. Я не могу думать, не тогда, когда его губы на моих, не тогда, когда его руки повсюду. Он дергает мое платье вверх, находя трусики, и рвет их, словно они не больше тонкого кусочка материала.
Затем он спускает свои штаны, освобождая член. Что происходит? Что я делаю? Мои мысли покидают меня, когда он толкается вверх, заполняя меня. Я откидываю голову назад, крича. Возбуждающая, чувственная агония разрывает мое тело, и я выгибаюсь, пытаясь облегчить это, пытаясь получить больше, я не знаю, что. Маркус ставит руку на стену рядом с моей головой, а другой крепко обхватывает меня за задницу, трахая меня. Он трахает меня так, как будто это последний наш день на земле, и я единственная причина, за что он борется.
Он трахает меня так, словно я важна.
Он трахает меня так, словно я его спасательный круг и он не сможет выжить без меня.
Я кончаю бесстыдно жестко и быстро, сжимая его костюм, отчаянно пробегаюсь пальцами под тканью. Он рычит низко и глубоко и трахает меня так жестко, что я чувствую, как кирпичная стена раздирает мне спину. Затем он тоже кончает сильно и быстро, выдыхая мое имя.
Я закрываю глаза, позор накрывает меня.
Что я наделала?
Я толкаю его в грудь, но он не двигается.
– Отпусти меня, – я хриплю.
Он поворачивает лицо, прижимая нос к моей шее.
– Отпусти меня! – я становлюсь безумной.
Его руки перемещаются на мои берда и тянут меня ближе.
– Черт подери, – я плачу, толкая его в грудь. – Отпусти, блять, меня.
Он отступает, и я отодвигаюсь от него. Мне стыдно за себя.
Это ужасно, что я могу быть такой жалкой и слабой. Он использовал меня, оскорбил, и я позволила ему взять меня так, как будто ничего не случилось. Что, черт возьми, не так со мной? Я поправляю платье, отказываясь смотреть на него.
– Катя, – он начинает, но я поворачиваюсь и убегаю.
– Блять, – он рычит. – Катя, подожди.
Я забегаю внутрь без нижнего белья и разбитая. Я пробираюсь через толпу, пока не нахожу своих братьев. Лэндон замечает меня первым, и его широкая улыбка быстро стирается с его лица, когда он видит меня. Он подбегает, хватая меня за плечи. – Что случилось? Кто тебя обидел? Боже, Катя, ты…
Его голос затихает, и когда я смотрю вверх, его глаза направлены на что-то за моей спиной. Я знаю – это Маркус. Лэндон быстро подталкивает меня за его спину, в ждущие руки Уайатта. Он шагает к Маркусу и рявкает. – Какого хуя ты здесь делаешь? Она не хочет видеть тебя. Уходи.
Маркус уставился на Лэндона, но не делает попыток приблизиться ко мне. Его глаза поднимаются к моим, и они говорят мне так много, так много, чего я не хочу слышать.
Я снова опускаю свое лицо, Уайатт поворачивает меня и выводит из клуба.
Когда мы оказываемся снаружи, я ломаюсь и безудержно рыдаю.
– Эй, – Уайатт говорит. – Ты в порядке, иди сюда.
Он отводит меня к скамейке в парке, и мы садимся. Лэндон присоединяется к нам через минуту.
– Что произошло? – он спрашивает.
– Я шлюха, – я плачу. – Вот что.
– Эй, – Уайатт трясет меня. – Ты не шлюха.
Я поворачиваюсь к нему, мое тело дрожит от эмоций. Я не думаю, я просто говорю. – Я просто позволила ему трахнуть меня. Трахнуть меня. Словно ничего плохого не произошло. Как будто это не имеет значения.
Уайатт моргает, а Лэндон проклинает.
– Он твой муж. Ты любила его, ошибки случаются.