– Ты не хочешь говорить со мной. Я позабочусь о том, чтобы ты сделала это. Ты не уйдешь, Катя.
Я открываю рот, чтобы закричать, что он все не так понял, но он забирается в машину, прижимая руку к моему рту. Он зол, его глаза отсутствующие, за пределами сострадания. Он наклоняется и начинает говорить: – Я не причиню тебе боль, я никогда не сделаю этого. Я делаю это, чтобы ты выслушала меня. Ты должна понять. Ты должна выслушать меня. То, что произошло прошлой ночью, не должно было произойти, я знаю это, но я не буду отрицать, как охуенно-хорошо было почувствовать это с тобой снова.
Мама.
Мой самолет.
Я извиваюсь, но Маркус обвивает свою руку вокруг меня, прижимая меня. Как он узнал, что я буду здесь? Он должен отпустить меня. Он должен позволить мне сесть на самолет. Я извиваюсь. Стараюсь укусить его за руку. Пытаюсь прокричать ему слова. Но он ничего не замечает.
– Боже, Катя, просто выслушай.
Я закрываю глаза и мотаю головой. Я уже опаздывала, когда приехала сюда, чем дольше он держит меня, тем больше у меня шансов не успеть на самолет. Этого не может произойти.
– Катя, – он рычит. – Просто послушай.
Я брыкаюсь, и он прижимает свое тело к моему. – Ты думаешь, что смогла бы просто уехать? Ты не можешь уйти без решения этого, я не потеряю тебя снова. Пожалуйста, малышка, послушай меня.
Мое тело дергается от его слов. Они ранят. Они находят, где глубоко в моей душе то, что я скрывала, и вырывают это.
– Я не могу исправить то, что я сделал, – говорит он мягко. – Я могу только попытаться сделать это лучше. Ты хочешь, чтоб я отказался от всего, чтобы доказать, что ты значишь для меня все? Я, блять, сделаю это.
Я качаю головой из стороны в сторону. Время прошло. Я опоздала. Я опоздаю на самолет. Делаю вдох и затем ударяю сильнее. Наконец-то Маркус меня отпускает, и я карабкаюсь к двери.
– Мои слова ничего не значат? – он рявкает.
Я поворачиваюсь к нему, с ненавистью в глазах. – Прошлой ночью у моей мамы был инсульт.
Его глаза расширяются, и челюсть падает. Я толкаю дверь машины, поднимаю свой багаж и бегу к дверям. Маркус за мной, не отступая. Я пробегаю мимо охраны. Скольжу к своему выходу, только чтобы найти там женщину. Мое сердце колотится.
– Мне нужно попасть на этот рейс, – я плачу.
– Простите, мэм. Двери только что закрылись.
– Тогда откройте их, – я кричу. – Пожалуйста.
– Простите, я не могу этого сделать. Если Вы подойдете и обратитесь к стойке регистрации, они могли бы перенести без доплаты.
– Моя мама умирает, – я кричу. – Мне нужно быть там сейчас.
– Катя, – Маркус говорит, кладя свои руки на мои плечи. – Мы найдем тебе другой рейс. Давай.
– Она умирает, – я плачу. – Она умирает, и из-за того, что ты меня задержал, я не смогу сделать этого.
Он вздрагивает, но сохраняет спокойствие в голосе. – Ты сделаешь это. Давай.
Он поворачивает меня и ведет назад к ряду со служащими за столом. Он начинает разговаривать с ними, злиться и махать руками. Я нахожу место и сажусь, опуская голову на руки. Я доберусь туда. Я доберусь туда. Я доберусь туда.
– Катя.
Я смотрю вверх, видя Маркуса на коленях передо мной. – Есть самолет через час.
Я киваю быстро.
– Ты будешь там.
Я закрываю глаза и остаюсь в таком положении.
Минуты проходят, и когда объявляют мой рейс, я встаю, не признавая Маркуса, и иду к выходу. Он зовет меня, но я не оборачиваюсь. У меня в голове только одна вещь.
Вернуться домой к маме.
~*~*~*~
– Нет, – я кричу, падая на колени.
– Мне так жаль. Катя, – папа хрипит.
– Она умерла.
– Когда? – я говорю скрипучим голосом. – Когда?
– Пятнадцать минут назад.
Пятнадцать минут. Пятнадцать минут. Я опоздала на пятнадцать минут. Я потеряла человека, который был со мной всю жизнь, и он умер пятнадцать минут назад.
Пятнадцать минут, которые могли быть спасены, если бы из-за Маркуса я не пропустила свой рейс. Он не позволил мне сесть на тот самолет, если бы я попала на него, то увидела бы ее. Смогла бы сказать ей, что люблю ее.