– Катя? – я зову её по имени, приподнимая за плечи и слегка встряхивая. – Давай, девочка, поднимайся.
Её голова запрокидывается назад, губы безвольно приоткрываются.
Чувство в моей груди усиливается до такой степени, что я могу ощущать, как сердце начинает стучать в голове. Я снова похлопываю её по щекам. Ничего. Ноль. Бл..дь!. Я поднимаю её на руки и несу в ванную. Она не шевелится в моих объятиях, и чувство внутри меня нарастает до того состояния, когда дыхание становится неровным и руки начинают дрожать. Что, твою мать, здесь происходит?
С ней… или со мной?
– Катя, просыпайся, девочка…
Я падаю на колени и укладываю ёе на пол, потом переворачиваю на бок. Она издает странный звук глубоко в горле, похожий на рвотные позывы. Я закидываю ей голову назад и открываю рот. Она начинает задыхаться. Ее кожа приобретает странный синеватый оттенок. Бл..дь! Твою же мать, чтоб вас всех!
– Катя, – зову я, начиная психовать.
Она вдруг дёргается, и, кажется, начинает хватать ртом воздух? Неужели что-то застряло в горле? Её кожа стремительно приобретает пепельно-синеватый оттенок, и у меня уже не остаётся времени, чтобы раздумывать. Какая-то дрянь блокирует дыхательные пути. Я переворачиваю жену на живот и удерживаю безвольное тело, прижав к себе спиной и обхватив руками вокруг её груди. Потом засовываю свои пальцы ей в рот и осторожно проталкиваю их в горло. Она начинает давиться – и давиться, и давиться. И дальше её рвёт, на себя и на пол.
Катя вздрагивает, потом начинает трястись и откидывается назад в моих руках. Сердце бьется, и мои руки дрожат, когда я вижу, как цвет медленно возвращается на бледное лицо. Она тихонечко стонет, пальцами вцепившись в мои сомкнутые руки.
– Маркус?
– Я здесь, – мой голос перехватывает от эмоций.
У меня кружится голова, я толком ничего не соображаю, но начинаю медленно осознавать, что, бл..ть, только что произошло.
Речь не о том, что Катя поперхнулась собственной рвотой, или едой, или что там ещё могло быть у неё в горле.
И не о том, что она облевала полностью себя, пол и меня.
Нет.
Это намного большее.
Важен сам факт, что впервые в моей жизни я чувствовал страх за другого человека.
И не просто страх. Ужас.
Из-за неё.
Твою же мать!
~ * ~ * ~ * ~
Катя
Моя голова просто разламывается, когда я запускаю пальцы в спутанную гриву волос утром в душе. Боже, я чувствую себя, как утопленник. Я практически ничего не помню. В памяти смутно всплывает, как Маркус трахал меня отчаянно и жёстко в автомобиле – и, чёрт возьми, это был охеренный эротический опыт – а потом, после всего этого, пустота. Я проснулась в одиночестве в своей постели, не имея ни малейшего представления, как я там оказалась.
На мне надета рубашка Маркуса.
Как же это дерьмо произошло?
Я вымыла волосы несколько раз – потому что, когда я открыла глаза, клянусь, то могла чувствовать запах рвоты. Правда, ничего не видела ни на себе, или на полу, или моей кровати, так что мне, должно быть, почудилось.
Я заканчиваю с душем и выбираюсь, накидывая на себя пару хлопковых шортов и топик. Потом очень медленно бреду на кухню. Пусто. Сжав губы, я с трудом проверяю весь дом.
Маркуса нет.
Тогда я ползу в офис и останавливаюсь на ресепшене, где сидит Джуди, насупившись в компьютер.
– Хэй, Джуди, – каркаю я сипло. Боже, неужели это мой голос, такой громкий, или это только у меня в голове?
– Хэй, Катя, – в ответ бормочет она.
– Где Маркус?
Она растерянно моргает на меня. Она выглядит… смущённой?
– А ты не знаешь?
– Ох, – я с трудом повожу глазами вокруг. – Знаю что?
– Его не будет в течение двух дней.
Что?
– У него намечена деловая встреча?
Она пожимает плечами.
– Думаю, что так. С его слов, сегодня утром он должен был срочно уехать...
У меня внутри всё обрывается. Почему он не оставил хотя бы записку? Или не позвонил по телефону? Прошлой ночью… в машине… Я подумала, что что-то изменилось. Он отличался от себя обычного. Что-то там произошло. Что-то, что я раньше не чувствовала от него. Я выдавила улыбку и поблагодарила Джуди, поспешив наружу и вытаскивая свой телефон.