Это они разучились за ненадобностью. Даже если их разбудить и мотивировать, консолидированного мнения в таком вопросе быстро не жди. Формально каждый вышел из бизнеса, но привычка тянуть одеяло на себя осталась. А общую идею ждут уже к обеду.
— Выручай, родимая, — обращается спикер к колоде карт. — Ты же умная. Сказала нам «а», скажи и «бэ». Ну? Какой наш бренд мы можем пустить на экспорт? Что у нас такого местного, чтоб знала вся Россия? Наверняка ведь что-то есть, да? Хотя бы намекни…
Владимир Васильевич трижды тасует колоду, затем, мысленно перекрестившись, выбирает три карты и открывает их по одной.
Первая карта — белая овца. Вторая карта — часть лица с колокольчиком вместо рта. Третья и последняя карта — кроткий младенец, подвешенный над кипящим адским котлом.
Вот оно! Владимир Васильевич сразу понимает намек. Не то чтобы ему очень нравится результат, но деваться некуда. В отличие от людей, карты не врут. Мост, калач и гармошка действительно уже не катят. Мир изменился, нас теперь знают по другим приметам.
Так что придется торговать тем, что есть: бюджет не будет ждать.
Для порядка спикер заново перетасовывает колоду и опять выбирает три карты. Ровно то же самое. Овца. Рот-колокольчик. Младенец. Что и требовалось доказать. Реальный расклад вряд ли изменится.
— Поздравляю, — говорит он, обращаясь куда-то в пространство. — С сегодняшнего дня вы наш новый бренд, Ольга Юрьевна.
Шестая фантазия. БУКВЫ ЗАКОНА
Ольга Юрьевна, зампред комитета Госдумы по вопросам семейного счастья, открывает дверь в свою приемную и видит этих двоих, потолще и потоньше: оба в черных костюмах и при галстуках. Можно не сомневаться, что в карманах костюмов — удостоверения с орлом и триколором, а вместо сердец — машинки для счета купюр.
— В чем дело, господа? — спрашивает у гостей Ольга Юрьевна, когда все размещаются в ее кабинете: визитеры на креслах, в тени фикусов, а хозяйка за столом, заваленном пластиковыми пупсами, плюшевыми медвежатами, ватными котятами, резиновыми аистятами и прочей профильной дребеденью, которую так любят фотографы.
— Мы по поводу вашей собственности, — отвечает тот, что потолще. — Появились кое-какие… э-э-э… проблемы.
Ольга Юрьевна ощущает прилив сил: как хорошо, что успела вовремя уладить все проблемы, собрать бумаги и надежно обезопасить тылы!
— Если вы о слухах по поводу якобы моих акций АО «Русский подгузник», — надменно чеканит она, — то они провокационны и абсолютно беспочвенны, могу представить необходимые документы. Кроме того, явной ложью и клеветой являются домыслы о том, что будто бы мы на паях с моей уважаемой коллегой и старшим, не побоюсь этого слова, товарищем Еленой Борисовной владеем предприятием общественного питания «У Леночки и Олечки», где будто бы используется труд граждан, еще не достигших… Короче говоря, всё — вранье. Наглое и ничем не подтвержденное. Можете проверять сколько угодно. А то немногое, что получено в наследство от прабабушки или нажито непосильным трудом, занесено в мою официальную декларацию, представленную к вам в налоговые органы… Вы ведь из ФНС, да? Я правильно поняла?
— Да нет, Ольга Юрьевна, мы не из ФНС, — качает головой тот, кто потоньше. — Хотя наш визит, вы правы, имеет самое прямое отношение к вашей декларации. Скажите, нежилое помещение, а именно сарайчик в вашем родном городе, на пересечении улиц Садовой и Огородной, действительно принадлежит вам?
Ольга Юрьевна смутно припоминает деревянную развалюху, в которой ее двоюродный дедушка хранил лодочный мотор. Давно уже следовало разобрать на доски эту рухлядь, но все некогда заехать на историческую родину. Много, очень много важных дел в столице…
— Верно, — говорит хозяйка кабинета, — и это нежилое, как вы, справедливо заметили, помещение в декларацию внесено, а налог на недвижимое имущество выплачен. У вас есть ко мне претензии?
— К вам нет, а вот к сарайчику есть, — отвечает тот, который потолще, и неожиданно произносит: «… тебе!»
(Это здесь, на письме, первые три буквы в этом выражении заменены тремя точками, а гость произносит всем известное слово полностью, без изъятий.)
— Как вы смеете?! — гневно вскрикивает Ольга Юрьевна.
Не то чтобы она вообще не знала значения этого односложного слова или ни разу не слышала, как старшие ее товарищи по Нижней Палате в кулуарах использовали его в качестве универсального адреса, куда за считанные секунды можно отправить любого. Но… Чтобы вот так, без повода, без предупреждения, да еще в ее кабинете!..
— Извините, мы тут не при чем, — нисколько не смущаясь, говорит тот из гостей, который потолще. — Пришлось озвучить, служба такая. Вот, извольте ознакомиться с уликой. — И гость, привстав со своего кресла, протягивает Ольге Юрьевне конверт.
В конверте — цветное фото. На фото — ее сарайчик. На наружной стене сарайчика — именно то злополучное выражение, включающее то самое слово из трех известных букв: ярких, сочных и крупных. Каждая буква — сантиметров сорок в высоту, а то и все полметра. Видно далеко, перепутать невозможно. И это явно не фотошоп.
— Черт… — в растерянности шепчет Ольга Юрьевна, продолжая машинально вертеть в руках фото обезображенной стены сарайчика.
— Да уж, — вежливо соглашается визитер, который потоньше. — КоАП, статья 20.1, мелкое хулиганство, штраф до тысячи рублей или административный арест до пятнадцати суток.
— Но вы же, конечно, не думаете, что это Я написала? — говорит Ольга Юрьевна. — Вы же понимаете, что я тут не подозреваемая, а, наоборот, потерпевшая? Это ведь мою собственность изгадили!
Гости переглядываются, хмыкают, пожимают плечами.
— Для того, чтобы признать вас потерпевшей, у нас слабовата доказательная база, — отвечает наконец тот, который потолще. — Мы можем, конечно, назначить почерковедческую экспертизу, но учитывая, что надпись явно выполнена с помощью баллончика с краской и стандартного буквенного трафарета, выявить особенности индивидуального почерка не представляется возможным… Может, это и вправду не вы написали, а, может быть, как раз и вы. А так как собственность — ваша и вы это только что засвидетельствовали сами, ответственность ложится на собственника. То есть на вас.
— Но это же вздор, чепуха, нелепица, бред собачий! — всплескивает руками Ольга Юрьевна. — Если кто-то, например, угонит чужой автомобиль и совершит наезд, владелец же не будет за него отвечать, верно?
Гости улыбаются и дружно кивают.
— Очень хороший пример, — говорит тот, что потоньше. — Если владелец транспортного средства своевременно заявит об угоне, то с него, конечно, будет сняты обвинения в ДТП… Я извиняюсь, Ольга Юрьевна, а вот вы заявляли об угоне… ну то есть, конечно, об акте вандализма в отношении сарайчика? Надпись сделана не менее недели назад. За прошедшее время вы обращались с соответствующим заявлением в правоохранительные органы? Если нет, то, значит, вы не увидели в факте этой надписи правонарушения. Или сделали ее сами. И в том, и в другом случае ответственной становитесь вы.
— Ладно, — вздыхает Ольга Юрьевна, — ваша взяла. Я готова заплатить штраф в тысячу рублей. Вы довольны, господа?
Гости вновь переглядываются и дружно мотают головами.
— Не все так просто, Ольга Юрьевна, — говорит тот, что потолще. — Вы представляете, что подумают дети, когда увидят эту надпись? Какие моральные страдания это может у них вызвать? У них может снизиться успеваемость, успехи в спорте, развиться циничное отношение к нашим ценностям. Нецензурная брань — это серьезный вызов общественной нравственности, тут формальных подходов быть не может, а уж нецензурная брань в СМИ…