Хани ничего не сказала Эндрю о том, что было после. О том, что ее одежда была слишком окровавлена, чтобы надеть ее, и медсестры помогли ей накрыться несколькими халатами, а одна отвезла ее в их квартиру. Как она принимала душ и смотрела, как белая ванна становится розовой.
Хани ничего не сказала о возвращении на пол в ванной, место, которое она знала слишком хорошо, угол, где она качалась много-много месяцев.
— Я люблю тебя.
Она протерла глаза, чувствуя, как намокает ткань его рубашки.
— Мы пройдем через это.
Медсестры и врач говорили ей, что выкидыши ― обычное дело.
Но для Хани это было лишь напоминанием о том, что ее тело не может иметь ребенка.
— Я обещаю.
Это было последнее, что он сказал ей в тот вечер.
Это был также первый раз, когда она усомнилась в нем.
ПЯТЬДЕСЯТ ТРИ
БИЛЛИ
Звук моего телефона пробудил меня от мертвого сна. Я откатилась от Джареда, убедившись, что это был звук, который я запрограммировала специально для отца, и, услышав его снова, встала. Я пошла по следу, пока не нашла свой телефон в нескольких футах от меня на полу.
— Привет, пап, — прошептала я, прижимая телефон к уху. — Все в порядке? — Я не хотела будить Джареда, поэтому на цыпочках прокралась в его ванную и закрыла за собой дверь.
— Дорогая, сейчас одиннадцать утра. Почему все должно быть не в порядке?
Одиннадцать?
Я нажала на кнопку главного экрана, где показывалось время, и увидела, что он был прав.
Джаред опустил затемняющие шторы перед тем, как мы легли спать, но я никогда не думала, что когда-нибудь снова буду спать так поздно. Не тогда, когда по утрам вставала задолго до солнца. В одиннадцать звонил мой отец каждое утро, когда возвращался домой из спортзала.
— Как Питер? — спросила я, имея в виду его тренера.
Пока отец отвечал, рассказывая мне последние сплетни, циркулирующие в спортзале, я расхаживала между душем и туалетом Джареда. Во время каждого захода я видела свое отражение в зеркалах над раковиной. Элли гордилась бы мной. Я выглядела оттраханной. И я, конечно, была такой.
— Ты сможешь вернуться домой?
И тут эта мысль полностью вылетела из моей головы, звук вопроса отца заставил меня приостановиться перед душем.
Домой.
— Папа… — Я покачала головой, держась за ручку двери душа, зная, о чем он на самом деле спрашивает. Ему просто не нужно было произносить все эти слова. — Конечно, я вернусь.
Он вздохнул.
— Мы просто не хотели слишком сильно давить на тебя, чтобы ты приехала после всего, что произошло.
Я подошла к раковине и прислонила свой зад к стойке.
— Это вовсе не давление.
— Я могу приехать за тобой, если это облегчит тебе задачу.
— Нет, папа. — Я обхватила рукой свой голый живот. Меньше всего мне хотелось, чтобы он сбился с пути, а приезд за мной был бы именно этим. — Меня не нужно подвозить. Пожалуйста, не беспокойся обо мне.
— Хорошо, малышка. Я позвоню тебе завтра.
Я улыбнулась.
— Я знаю.
Мы попрощались, и я воспользовалась ванной, вымыла рот, прежде чем вернуться в кровать Джареда. Он зашевелился, когда я забралась к нему, и я прижалась лицом к его спине, обняв его за грудь.
— Не вставай.
Он рассмеялся глубоким утробным смехом.
— Уже слишком поздно для этого.
— Ты умрешь, когда я скажу тебе, который час.
У него в комнате не было часов. Это была одна из тех вещей, которые я заметила, когда легла в его постель. А с задернутыми шторами, если он не проверял свой телефон, он никак не мог этого знать.
— Уже одиннадцать.
— Господи Иисусе.
Я засмеялась, целуя его между лопаток.
— Это должно быть «да, черт возьми».
Он положил свою руку на мою и перевернулся на спину. Джаред нажал на что-то на тумбочке. Загорелся маленький верхний свет, давая идеальное освещение, чтобы мы могли видеть друг друга.