Я не был голоден. Ранее я съел целых два куска пирога, я знал, что не смогу поговорить с отцом, поэтому кусок в горло мне не лез. Однако, мама будет беспокоиться, если заглянет утром в холодильник и увидит лежащие там сандвичи. Поэтому я выложил их на тарелку, налил себе в высокий стакан чай и направился в свою комнату. Постараюсь все съесть до того, как усну. Если не получится, я сделаю так, чтобы она никогда не узнала, что это не было съедено.
Я оставил еду в комнате, тихо вышел в коридор, подошел к двери спальни моих родителей и прислушался. Тишина. Мой папа храпел, но больше этого не делал. Сейчас он так спокойно спал. Ночами, лежа в своей кровати, я закрывал уши руками, чтобы не слышать его храп. Сейчас же я очень хотел услышать этот звук. Просто, таким образом, я бы знал, что он еще дышит.
Мое сердце сжалось при мысли, что мой отец больше не сделает ни вдоха. Паника и боль, что пришли с этой мыслью сжали горло, что я не мог вдохнуть. Я отошел от двери и вернулся в свою комнату, чтобы не беспокоить маму. Закрыв за собой дверь, я оперся на неё обеими руками, опустил голову и тяжело задышал.
Я терял его.
Я знал это, и черт, это причиняло адскую болью.
Каждый раз, когда я пропускал это через себя, я терял контроль над своими эмоциями. Я почувствовал, как мое тело пробила дрожь, а глаза застилали слезы. И как я собираюсь жить без отца? Он нужен мне. Он нужен нам.
Я постарался резко вдохнуть и откашлялся, чтобы прочистить горло, затем оттолкнулся от двери подошел к своей кровати и сел. Я случайно сел на телефон, который прижался к моей ноги, я решил положить его в карман.
Лицо Мэгги возникло в моей голове, не раздумывая, я снова достал телефон из кармана и нашел её номер в контактах.
Она ответила после второго гудка.
- Алло,- сказала она мягко.
Было уже поздно, но я знал, что парни все еще сидели у Брэди.
- Ты уже спишь? - спросил я.
- Нет. Я сижу там, где ты меня видел в последний раз, - ответила она.
Я закрыл глаза и представил её сидящей на подоконнике около окна. Погруженную в свои мысли. В своё одиночество. Она потратила слишком много времени за последние два года, запирая себя внутри. Не разговаривая с другими. Я не хотел думать об этом. Идея её одиночества причиняла мне боль. Я понимал это, и я хотел бы быть там, с ней, так же как и она была со мной. Может быть, теперь, я смогу быть ей таким другом, в котором она нуждается. Просто таким, каким она была для меня.
- У тебя когда-нибудь случались моменты, когда ты не могла дышать? Когда боль была настолько сильной, что сжимала твое горло и не отпускала?
- Да. Это называется паническая атака. У меня так часто было. Но с тех пор, как я переехала сюда, у меня они не случались.
Отлично, значит, я не сошел с ума. Все было хорошо.
- И как ты справлялась с ними?
Она вздохнула.
- Сначала, у меня не получалось. Однажды, я упала бездыханной, в обморок. Но я научилась думать о том, что делало меня счастливой. Что давало мне покой. Я отказалась от мысли, что боль контролировала меня. И выбраться из этого было проще, и дышать тоже.
Она успокоила меня. Она была единственной из тех, кто дал мне покой за столь долгое время.
- Ты боишься закрывать глаза по ночам? - спросил я её.
- Да. Потому, что я знаю, что кошмары вновь придут. Они всегда приходят.
- Я тоже. Я боюсь, что он завтра не проснется, - ответил я.
Секунду она молчала. Мы сидели и слушали дыхание друг друга. Странно, но этого было достаточно.
- Однажды, это случится, Уэст. И это будет невероятно больно. Но все, что ты можешь сделать сейчас, это провести всё свое свободное время с ним. Разговаривай с ним, даже если он не отвечает тебе. Держи его за руку. Говори ему все, что ты хочешь сказать. Так что, когда его не станет, ты не будешь ни о чем жалеть.
Её мать забрали у нее без предупреждения. И это сделал её отец, таким ужасным, больным способом. Она потеряла ее в два счета. Она была права. У меня было время убедиться, что у меня не останется сожалений, в случае чего.
- А у тебя есть то, о чем сожалеешь? - спросил я, уже зная ответ. Я мог слышать это в её голосе.
- Да и очень много, - просто ответила она.
Я не мог переставить милую Мэгги сожалеющей о чем-то. Она была такой доброй и нежной. Больно было думать, что в её существовании было так мало идеального.
- Я уверен, ты была дочерью, о которой мечтает каждая мать, - заверил я её, - Я знаю, твоя бы мама гордилась тобой.
Сначала она не ответила, и я испугался, что заставил её говорить об этом слишком много. Я сосредоточился на её боли и забыл о своей. Я был не слишком осторожен.
- За два часа до смерти моей матери, я сказала ей, что она разрушила мою жизнь, - сказала Мэгги, потом издала горький смешок, - Потому, что я хотела пойти на вечеринку к подруге, а мама не чувствовала, что там был надлежащий контроль со стороны взрослых. А я так сильно хотела туда пойти. Я раньше думала, что если она меня не отпускает, то это все, конец света. Худшее, что со мной могло случиться. Если бы я знала, что через два часа я её потеряю... что узнаю самое худшее чувство, которое смогла бы почувствовать.
Я закрыл глаза и пропустил через себя её горе, будто оно было моим собственным. Она была пятнадцатилетней девочкой, которая хотела повзрослеть. Она поступила так, как и большинство подростков. Черт, да у меня у самого была коллекция моментов, когда я облажался. Несправедливо было, что она потеряла свою мать, не исправив положения. До того, как она смогла попросить у неё прощения и все сделать правильно.
- Она знала, что ты не имеешь это в виду, - сказал я ей, чувствуя, что мои слова звучали не очень адекватно. Но я не знал, что еще ей сказать.
- Надеюсь. И это будет моим самым большим сожалением, - ответила она.
Глава 15
Я была лгуньей. Превосходно.
МЭГГИ
Когда я проснулась, то обнаружила, что телефон лежит на моей подушке. Прошлой ночью, я проговорила с Уэстом больше трех часов. Пока не уснула. Слышать свой собственный голос, когда я знала, что он нуждается в том, чтобы я поговорила с ним, было не так уж и сложно. Но идея поговорить с кем-то еще, пока меня пугала.
Я так долго думала, что если я услышу свой голос, то снова забьюсь в угол, и буду орать до одурения. Но мне не хотелось так поступать. Я чувствовала легкость, когда разговаривала с Уэстом. Прошлой ночью я на самом деле говорила о таких вещах, о которых, я думала, не захочу даже слышать. И у меня не возникло панической атаки, мне не хотелось свернуться клубочком и скулить.
Но готова ли я разговаривать с другими людьми?
Нет. Я скажу лишь одно слово, которое люди заслуживали.
Я не хочу, чтобы они просили меня о таких вещах, о которых просит Уэст. Я не хочу, чтобы меня заставляли говорить в зале суда, глядя в лицо моему отцу. Человеку, который ни за что не пропускал мое веселье. Человеку, который хлопал мне громче всех, когда я играла медведя, а не Златовласку, которой мне действительно хотелось быть. Который пел "с днем рождения" одетый в костюм Супермена, держа при этом торт с героями комиксов "Марвел", в тот год, когда я была одержима супергероями. Сейчас для меня этот человек был мертв. Он перечеркнул все хорошие воспоминания одним плохим. Он стал просто кем-то. Кем-то еще. Кем-то, о ком я не хотела говорить и кого я не хотела видеть.
Если я заговорю, то они захотят поговорить со мной о нем. О том, что я видела, о том, что он сделал. О том, как он умолял меня простить его, когда я кричала, чтобы моя мама очнулась. И к этому я не была готова. Я сомневалась, что вообще когда-либо буду, готова к этому. Я наблюдала, как он словами, а иногда и физическими действиями оскорблял мою маму, почти всю мою жизнь. Потом он покупал ей украшения, цветы и уверял нас обеих, раз за разом, как он сильно обожает нас.
От воспоминаний о том, как он повторял нам "мои девочки" у меня разболелся живот.
Спустившись с кровати, я принялась одеваться, пытаясь засунуть глубже те воспоминания, что угрожали вырваться наружу, из плотно закрытого сундука моего сознания.