— Ну дедушка! Миленький! Ну пожалуйста! Он всего десять тысяч стоит!
— Ничего себе! А ты хотя бы раз заработал десять тысяч?! Ты знаешь, что это такое ― заработать десять тысяч!?
Матвейка рыдает с новой силой.
— Не плачь, малыш, не плачь! ― жалеет его Оксана. — Купим мы тебе телефон, купим. Только успокойся!
— Бабушка! Бабулечка милая, давай сейчас кууупиим!
Оксана бежит умываться, надевает лучшее платье, и с полным надежд Матвейкой бежит на автобус.
Они возвращаются из Райцентра через час. В руках Матвейки новый телефон. Он подходит ко мне и целует в щёку:
— Спасибо тебе, милый дедушка! Спасибо тебе, милая бабушка! Вы самые лучшие на свете!
— Бедагоги! — добавляю я.
Счастливый Матвейка бежит к калитке.
— Ты куда, внук? ― кричу ему вслед.
— К Артёмке, дедушка!
— Оксана…
— Что, Юра?
— А ведь Виктора Игнатьевича уже нет на этой земле…
Вечером я заснул, едва коснувшись головой подушки, и спал без сновидений до самого утра.
IX
Сегодня должна приехать Наташа. Коза её привязана к столбу ограды в дальнем углу нашего двора и жрёт себе отросшую траву. Оксана её доит, родители детей-аллергиков уже знают, что могут забрать своё молоко у нас.
Огромная машина въезжает на Школьную улицу и останавливается у дома Солдатовых. Услышав рычание мощного двигателя, выхожу посмотреть. Это автомобиль-эвакуатор. На его открытой платформе вижу знакомую белую «тойоту». У неё смяты крыша и крылья, нелепо задран капот моторного отсека.
Два молодых человека выходят из кабины.
— Солдатова Наталья Фёдоровна здесь живёт?
— Здесь. А что случилось?
— Автомобиль её привезли.
— А где хозяйка?!
— Хозяйку доставят отдельно.
— Она жива?
— Жива, жива. В больницу отвезли.
— В больницу? Серьёзно пострадала?
— Откуда мы знаем!
— Да расскажите же толком, что случилось!
— На встречку выскочила.
— Лоб в лоб?
— Нет, успела уйти в кювет. Он там, к счастью, невысокий — десять километров отсюда под Малиновкой. Но встречная под Камаз залетела. Нам ещё её эвакуировать.
— А водитель?
— Да не знаем мы!
Надевают рукавицы.
— Включай, Борис!
Выдвигаются чёрные опоры. Над Наташиной машиной зависает зелёная рука-манипулятора с рамой, от четырёх концов которой отходят тросы с закреплёнными на колёсах захватами.
Сбегаются соседи:
— Наташенька разбилась!? ― кричит Валентина Демьяновна. ― Какое горе, какое горе! Насмерть?
— Чего ты блажишь, бабка!? Не насмерть ― я же сказал! ― Борис что-то нажимает, зелёная рука поднимает машину, аккуратно переносит к ограде и ставит на землю.
Валентина Демьяновна подходит ко мне:
— А мне дедушка говорит: «Иди-ка, мать, посмотри! Похоже, Наталья Фёдоровна разбилась!». Такая хорошая женщина! Надо же, через девять дней после Вити! Ой, жалко, ой жалко!
Ветер приносит откуда-то чёрный пластиковый пакет. Он кружится над нами, как живая чёрная птица: то опускается до земли, то взлетает над крышами, описывает круг и возвращается. Что-то зловещее в этом кружении.
Приходит Серёжка Трубочкин:
— Наталья Фёдоровна разбилась?
— Да что вы каркаете! ― возмущается Борис, сворачивая тросы с захватами.
— А вы, дяденька, не сердитесь! Мы Наташеньку очень любили! Как дедушка сказал — я так и подавилась. У меня до сих пор восторг в горле так и стоит, так и стоит!
— Что, Димка, когда мы подохнем, прибегут к нам так-то? ― спрашивает Борис напарника.
— Ни фига не прибегут. Ко мне точно.
Вечером привезли Наташу. Никто и не заметил, кроме меня. Тихо подъехала «скорая» и остановилась против калитки. Отъехала, и я вижу Наталью Фёдоровну, на костылях, с ногою в гипсе. Она идёт медленно, осторожно неся больную ногу; долго примеривается, переносит вперёд костыли, останавливается, ищет равновесие и быстро прыгает вперёд здоровой ногой.