- Милые бранятся – только тешатся, вам ли этого не знать. Но сейчас их лучше всего оставить одних, пусть разбираются сами.
- Они вернутся? – Надежда Петровна прикладывает к глазам платочек, невесть как оказавшийся в ее руках, промакивая миниатюрную слезинку.
Все вокруг склоняют головы, избегая ответа, и Эдуардович кивает головой. Надежда Петровна все понимает: молодожены точно не вернутся и свадьба безнадежно испорчена.
- Как же так, Катенька? – смотрит она расширенными от ужаса глазами и меня затопляет чувство сожаления, что я никак не могу помочь этой женщине, которая могла бы стать сегодня самой близкой родственницей. И жаль ее за труды, и жаль меня саму, и даже праздника этого чужого немного жаль.
- А сейчас время торта, - пожимает она плечами. – Кто ж его разрезать-то будет?
- А вот мы и разрежем, - улыбается Борис – сладкоежка- Эдуардович.
Мне ничего не остается, как повиноваться слепой судьбе. Вообще весь этот день очень сильно похож на сюрреалистическое кино какого-то европейского артхаусного режиссера. Сегодня сплелось все: ревность, любовь, зависть, измена, секс и кровь. Ужасающе продуктивный день, что ни говори. Но я с честью его закончу.
Хотя, честно говоря, закончить мне его хотелось еще несколько минут назад, там, на танцполе, когда я специально для Олежка демонстрировала на примере Бориса – манекена – Эдуардовича чего он лишился.
Но, конечно, демарш Юли перечеркнул все черным маркером, и теперь до Милованова не достучишься: он обижен на весь белый свет.
Но, будем честны и откровенны, он этого достоин! Колесо судьбы проехалось по нему со всей силы, и все потому, что он обманул мои девичьи тайные мечты стать его женой.
- А этот кусок мы отдадим родителям, - говорит в фонящий микрофон тамада, и мы, улыбаясь натужно, передаем тарелку бледным родителям Олежки.
Гости уже не шепчутся, а вообще принимают все, как есть. Ну подумаешь, в начале свадьбы было две пары молодожен, ну подумаешь, к концу вечера осталась одна. Только несколько пожилых сплетников шепчутся по углам, кидая горящие взоры в сторону Надежды Петровны. Но та и ухом не ведет, ведет себя как должно.
«Катенька, ты мне как дочь», - говорила она мне обычно. Ну вот и получилось, что побывала на свадьбе своей как-бы дочери.
Борис Эдуардович благодарит всех гостей от души за то, что посетили праздник, за подарки и теплые слова, и вообще ведет себя как настоящий хозяин положения. Мне бы поучиться у него такому самообладанию! Но вместо того, чтобы получать урок из первых уст, так сказать, я просто-напросто потягиваю шампанское в углу.
Во мне его уже столько, сколько бы поместилось в бокал-ванну Диты фон Тиз для откровенной фотосессии, где она плавает в фужере с игристым.
- Ну вот и все, - говорит Борис – шоумэн – Эдуардович. – Пора ехать домой.
- Пора? – вскидываю на него свои воспаленные от длинного дня глаза.
- Пора, - твердо говорит он мне и вызывает такси.
В такси я засыпаю несколько раз и несколько раз просыпаюсь от лежачих полицейских. Эм.. то есть из-за силы воли.
Ужасающе длинный день. Ужасающе плохая идея поверить Милованову и прийти в ЗАГС в качестве невесты. Но самое главное, кажется особенно плохой идеей было столько пить. шампанское виновато в том, что я задержалась в ресторане, став главным действующим лицом на свадьбе Милованова, и оно же повинно в том, чего утром я себе категорически не прощу: в откровенных танцах на потеху Бориса – извращенца- Эдаурдовича. Если он думал, что скрыл от меня свое возбуждение, то горячо ошибается. А если вдруг решил, что эта глупая ситуация, что мы стали мужем и женой, обяжет меня на что-то большее, то ошибается вдвойне. Он еще не знает, как я могу управляться ножом!
***
Утро встретило еле пробудившуюся пьяницу разъярённым звонком в дверь.
По дороге к двери я берегла силы, как могла: например, не открывала глаза. Именно поэтому до двери дотащилась, получив парочку незначительных травм, и дверь открыла одновременно с глазами.
Высокий и суровый флибустьер в черной футболке и черных джинсах решительно шагнул в прихожую, оценил масштабы разрушений от вчерашнего вечера.
- Сколько времени? – просипела я сквозь полуоткрытые глаза.
- Самое время вылетать в Намибию, в свадебное путешествие, - гаденько ухмыльнулся Борис – ни в одном глазу – Эдуардович.
- Какую еще Намибию? – ворочаю языком еле-еле, потому что к нему кто-то ночью явно привязал кирпич весом в тонну.