Это обещание звучит как-то уж очень…многообещающе, если вы понимаете, о чем я.
Милованов прощается и уходит с улыбочкой к своей Юленьке, а я остаюсь со своим приобретенным мужем. Псевдо-муж дарит мне гаденькую улыбочку, чешет свой щетинистый подбородок и снова потягивается.
Я не хочу этого, но все равно слежу за ним взглядом. Скольжу украдкой по рельефным рукам, увитым венами, которые открыты легкой футболкой, и думаю, насколько мне повезло лицезреть руководителя в таком фривольном виде. Потому что на работе он ходит только в дорогих костюмах или сорочках, которые закрывают это тело, которому явно не чужды регулярные занятия в спортзале. Черная футболка навыпуск не скрывает того, что под ней таится накачанный пресс, а легкие рваные джинсы добавляют эротичности этому мужчине с телевизионной рекламы шампуня или откровенного нижнего белья.
- Пожалуйста, ваши пледы, - снова появляется как по мановению волшебной палочки стюардесса. Я, не скрывая своего интереса, оглядываю ее ноги. Да, она успела переодеть колготки и сейчас нет ни одной зацепки, ни одной стрелки. Ну, что ж…
Борис – обольститель – Эдуардович принимает от нее одеяло и благодарит глухим голосом, в котором играют низкие нотки самца-бабуина, призывающего самку. Я снова кошусь на стюардессу. У меня вообще сложилось мнение, что она подошла именно в тот момент, когда мой шеф потягивается, демонстрируя свою фигуру, не случайно.
Но делать нечего, я дергаю одеяло из ее рук и награждаю не очень приятным взглядом. Уколоть мне ее нечем, она само совершенство. Совершенная фигура, форма, улыбка, направленная прямо на Бориса- болвана- Эдуардовича.
Отказать такому искушению сложно, и я думаю, что тот, конечно же, не выдержит и предложит ей снять напряжение прямо в туалете самолета.
Делаю себе зарубку в голове не думать об этом и разворачиваю плед. Самое время вздремнуть, потому что потом такой возможности, судя по насыщенной программе Юленьки, этого сделать не удастся.
Но, с другой стороны, хорошо, что все так сложилось. Я вполне легально отдохну, официально проведу время с Олежкой, и, может быть, мне удастся уговорить Милованова изменить решение и развестись с этой вертихвосткой. Ведь дураку ясно, что она та еще изменщица! Дураку ясно, а вот Милованову моему почему-то не очень… Хотя в школе он всегда проявлял чудеса сообразительности!
Кутаюсь в плед, как в кокон, откидываю голову назад. Дорога дальняя, времени выспаться много, и я проваливаюсь в сон, думая только о том, когда мой противный шеф перестанет хлопать глазами и устремится, как бабочка на свет, к чересчур приветливой стюардессе.
…и надеюсь, что никогда.
Глава 12. "Ты готова?"
Борис
Я лежу на песке, и жар от солнца поднимается все выше и выше, от кончиков пальцев ног. Солнечные лучи ласкают пятки, икры, доходят до трусов и от этой мягкой ласки я плавлюсь. Член откликается, и я чувствую приближение «утренней феи», в последнее время довольно регулярной, что говорит о некотором воздержании.
Но тут ласковая, небольшая, мягкая девичья ладошка гладит меня по груди, выписывая кельтские узоры, будто успокаивая. От этого движения и дивного аромата ее обладательницы член, наоборот, наполняется прилившей кровью и наливается в брюках.
Нежданная ласка заводит во мне все с пол-оборота. Во рту появляется вязкая слюна, голова немного кружится от возбуждения. Одна моя половина хочет, чтобы ее движения стали чуть более откровенными, другая же согласна со всем, что дается здесь и сейчас, и хочет, чтобы это никогда не заканчивалось.
Моя солнечная кошка, не замечая процессов, которые начинают бурлить во мне, будто бы мягко целует меня в плечо. От ее поцелуя в этом месте расцветает татуировка, настолько все сейчас во мне накалено.
С трудом поворачиваю к ней свою голову и утыкаюсь в макушку. Втягиваю носом ее влекущий аромат и мне хочется сделать несколько вещей одновременно. От накатившего волнения укусить ее, а потом впиться в теплые, мягкие и податливые губы, или дать волю рукам, чтобы огладить свою неожиданную прелестницу всю целиком, от груди до бедер.
В ушах бьется пульс, и руки начинают подрагивать мелкой дрожью.
Тут до меня начинает доходить, что я не на пляже. Солнце не может оглаживать мое тело, и никакая прелестница никак не может ластиться к моему плечу.
Веки подрагивают, но никак не могут до конца принять тот факт, что я нахожусь на границе яви и сна, а потому я снова проваливаюсь в небытие, - сказывается усталость вчерашнего дня.