Я закатываю глаза и даже слышу, как они достигают горизонта: Борис-пилот – Эдуардович меня очень сильно удивил. Никогда бы не подумала, что он умеет пилотировать самолет, да что там, что он вообще может устроить такое наяву!
Во-первых, конечно, удивляет количество денег на его счету, если он так быстро и совершенно без раздумий бронирует самолет. Во-вторых, я шокирована тем, что ему доверили одному вести самолет в темной пустыне. В –третьих, для меня стало совершеннейшим сюрпризом как преобразился Пак, пижон из ЗАГСа, который сияет так, будто только что вышел из химчистки.
- Борис… - еле лепечу я, когда вижу в окне отдаляющийся аэропорт с его безопасными огнями.
- Да?! – он поворачивает ко мне свою голову, и я, честное слово, изумлена. На месте сноба, крутого миллениала с бородкой, у которого в каждой руке по айфону, я вижу какого-то совершенно другого человека.
Этот молодой парень с горящими глазами, улыбкой от уха до уха может быть кем угодно, но только не моим начальником. Он сейчас похож на покорителя небес, такого задиристого небесного пирата с вихрастой головой, в которой пляшет ветер странствий, и бродят разные не очень приличные и привычные мысли. Нос заострился, взгляд стал темнее и глубже, он неимоверно собран, загадочен и сфокусирован на нашей небесной дороге, но при этом улыбка выдает его состояние.
Кажется, будто от него исходят волны радости, эйфория от долгожданной встречи с любимой. Хотела бы я, чтобы когда- нибудь и на меня Пак смотрел таким взором.
То есть, конечно же, Олег Милованов, мой старинный друг, с которым мы должны были пожениться, если после двадцати пяти не найдем себе партнеров, смотрел на меня также, как сейчас Борис на приборную панель.
Пак едва ли не огладил своими огромными пальцами каждую кнопку, горящую зеленым, синим, красным светом. Мне кажется, если бы он мог, то поцеловал бы торчащие рычажки и тумблеры, если бы я не сидела, вжавшись в кресло от страха.
- Расслабься, Петухова! – его голос вибрирует от смеха, и это мне кажется не очень веселым предзнаменованием. Думаю, он просто съехал с катушек, и справка из психологического диспансера, которую обычно требует отдел кадров при приеме на работу, оказалась у него липовой. – Нам лететь – всего ничего! Погода отменная, дорога чистая, пробок нет!
От этой своей искрометной шутки Борис –весельчак – Эдуардович смеется так, будто его снимает крупным планом развлекательный канал для рекламы зубной пасты. От этого мне снова хочется перемотать время назад, чтобы оказаться где угодно, но только не в кабине самолета наедине с боссом.
- Да я не боюсь, с чего вы взяли! – шепчу неуверенно я ему. – А вот можно вопрос? – решаюсь и говорю чуть громче.
- Петухова, я тебе и без вопросов скажу. Летного стажа у меня достаточно, чтобы облететь земной шар, а чтобы полетать на моем первом, самом любимом, скоростном «Центурионе», и подавно.
Он снова гладит руль с какой-то фанатичной преданностью и это заставляет меня вцепиться уже обеими руками в ремни безопасности.
«Черт, черт, черт! – откуда он вообще вылез, этот Пак? Надо было слушаться папу, сидеть дома и не высовываться. И наплевать на этого Олега! Вот сейчас вообще помру в пустыне, меня не найдет никто никогда! Папа был прав, ничего путного из меня не выйдет никогда!» - эти крамольные мысли проносятся в моей пустой от страха голове со скоростью света.
- Да я не об этом, - блею я, стараясь не глядеть в окно на пролетающие под нами пески. – Вы уверены, что нас найдут, если мы вдруг пропадем в этой пустыне?
Борис снова смеется, а потом вдруг резко обрывает сам себя и говорит почти серьезно, повернув ко мне свое лицо. На нем играют отсветы зеленых, красных, оранжевых кнопок и от этого Пак кажется мне взрослее и вдумчивее, чем обычно.
- Этот маршрут отработан за несколько лет, так что нет, мы здесь не пропадем, Катя. Не думай об этом. И вообще, почему ты все время беспокоишься по любому поводу? Расслабься и получай удовольствие!
Я чуть истерически не плачу. Какое уж тут удовольствие?! Мы на высоте пять тысяч метров над землей, и, если что-то случится (а я точно знаю, что с нами обязательно что-то произойдет), искать нас пойдут только через несколько дней.
- И вообще, Петухова, по-моему, как жена мужу, ты можешь уже, наконец, признаться, за что ты меня невзлюбила? – он ерничает, хихикает и я уже открываю рот, чтобы сказать, что он раздражает меня своим снобизмом, подчеркнутой холодностью к коллективу и прочим, как понимаю, что он говорит это только для того, чтобы меня отвлечь.
- Я беспокоюсь, потому что вы не кажетесь мне надежным, - наконец выдавливаю я из своего горла, сжатого спазмами ужаса.