Женщины, как и мужчины, полностью нагие, из одежды на них – тканевые юбки-трусы. Женская половина племени намного наряднее мужской: на их шеях и груди красуются оригинальные бусы, сплетенные у каждой в своеобразном, изумительном узоре. Кто-то носит обычные круги, но у кого-то – сложная вязь, которая проходит под и над грудью.
Одна из женщин улыбнулась и я отпрянула. Несмотря на всю эту страшную ночь, я, оказывается, еще могу удивляться: нижние передние зубы у туземки выбиты. И только теперь замечаю, что эта деталь присуща всем женщинам племени. Только дети похожи на тех, что бегают у меня во дворе: такие же чумазые, непосредственные, свободные.
Вдруг от всей этой небольшой, но довольно необычной процессии отделяется один. На его голове рогами привязаны чьи-то кости. Он явно старшина этой колонии, потому что все окружившие нас люди разом притихли.
Мужчина поднял вверх руку, и я засмотрелась на него: крепкий, сильный, сбитый, жилистый. Глаза подведены черным карандашом и от этого кажутся глубже, мудрее, проницательнее.
Он подходит ко мне, и я не придумываю ничего лучше, как тоже поднять руку в таком же приветственном жесте, которым хочу обозначить мирные намерения.
- Химба! – говорит он.
Это я понимаю.
Хотя нет.
Я кладу руку себе на грудь и говорю:
- Катя!
Он смотрит долгим, протяжным, тягучим взглядом, от которого у меня по телу бегут мурашки. Кажется, старейшина племени обдумывает решение по поводу моей дальнейшей судьбы и сейчас будет вынесен вердикт.
Он обводит рукой все свое племя и говорит мне, глядя в глаза:
- Химба!
Вот теперь я понимаю. Это наименование их общины. Ну хоть с чем-то разобрались. Киваю понятливо. Потом скидываю рюкзаки со спины и груди. Показываю на Бориса, носилки которого на вытянутых руках держат туземцы.
- Помощь. Хелп, - ну и голос у меня! Таким только страшные фильмы озвучивать. Например, «Чужого».
Старейшина кивает. Ударяет себя по груди и повторяет за мной:
- Хелп.
Надеюсь, он понимает, что это значит!
Тут компания туземцев расступается, и носилки с Борисом несут вперед. Я, конечно же, подхватываю наши вещи и спешу, спотыкаясь, за ними, по пути утирая ладошкой лицо. Чувствую нереальное облегчение. Как ни крути, а когда вокруг тебя люди, свет солнечного дня и какое-то подобие дома впереди, все кажется не таким уж мрачным и страшным, как было поначалу.
Люди разбрелись по своим делам, только старейшина идет за нами след в след. И поэтому я оглядываюсь, осматриваюсь аккуратно, боясь быть застигнутой врасплох и неправильно понятой.
Кажется, что деревня химба не очень большая – всего несколько домов посреди пустыни. Постройки тоже очень, очень маленькие. Они сделаны из глины и каких-то неровных досок. Окон нет, только проемы дверей глазеют черными беззубыми ртами. На крышах – снопы травы, похожей на серое сено, что очень подходит под иллюстрацию сказки про трех поросят.
Наконец, возле одного из домов мы останавливаемся. Туземцы чуть наклоняют носилки, чтобы они протиснулись в узкий проем двери и заносят Бориса. Я пытаюсь сделать шаг за ним, чтобы не оставлять в одиночестве, но тут же чувствую, что кто-то держит меня за локоть. Оборачиваюсь резко, испуганно ойкаю.
- Хелп!- ударяет себя в грудь старейшина, словно ставит точку в нашем разговоре, отодвигает меня и проходит внутрь.
Только я пытаюсь пройти за ним, как наружу выходят два случайных носильщика, и я понимаю, что мне все равно не войти внутрь: они решительно настроены исполнять волю своего главаря.
Окееей. Значит, буду ждать здесь, у входа. Бросаю вещи на песок и сажусь сверху.
Солнце начинает припекать, кусать нежную кожу и становится довольно душно. Если это только начало дня, то не знаю, что будет со мной в полдень. Достаю из кармана рюкзака косынку, повязываю ее поверх растрепавшихся волос.
Сейчас мне остается только ждать.
Прислонившись к стене глиняного дома кого-то из трех поросят, закрываю глаза. Накопившиеся усталость, стресс толкают в забытье. Да и солнце светит прямо сквозь веки, так ярко, что перед глазами кружится цветная радуга, - не самое приятное ощущение, особенно после того, как совершишь такой длинный марш-бросок по пустыне, увязая в песке.
Вдруг становится темно. Свет пропал. Открываю глаза и вижу склонившегося надо мной вожака племени. Он, стоя прямо напротив меня, закрыл своей могучей спиной солнце и сейчас стоит, осматривая меня, покачивая головой с небольшими рогами, привязанными к макушке.