Борис подхватил меня сразу, привязал к себе тонкими ниточками, прочными, как стальная леска, и именно потому я часто попадала при нем в глупые ситуации, и именно потому мне хотелось побольнее его ужалить.
Но не сейчас. Эта ночь, когда мы потерпели крушение самолета, когда ему удалось посадить планер на песок, и он так сильно страдал при этом, показала мне, что вся эта свадебная мишура совершенно не нужна. Главное – то, что ты чувствуешь, какая нежность и любовь охватывает тебя, укутывая теплым мягким одеялом и ты ощущаешь себя защищенной, закрытой от всех бед и тревог. Прямо как сейчас.
Я не знаю, что думает в эту минуту Борис, но на его лбу нет привычной мне задумчивой складки, в уголках глаз собрались еле заметные морщинки, - он щурится, поглядывая на меня.
- Петухова, мне кажется, мы с тобой попали на регистрацию на выезде, - шутит он, серьезно глядя мне в глаза.
- В этот раз не понятно, кто кого спас, - намекаю ему на сцену возле входа в ЗАГС.
Кажется, что все это - кольца, ресторан, свадебное платье - было в прошлой жизни. А мы, стоящие в песке, зачарованно изучающие друг друга – самое что ни на есть настоящее.
- Ты? – он приподнимает брови вверх, демонстрируя веселое удивление.
Я шутливо ударяю его кулачком в неожиданно твердое плечо.
- Да нет же! Ты! Если бы ты не посадил так хорошо и удачно самолет, мы бы разбились. А если бы посадил дальше, то не попали бы на территорию этого племени и еще не известно, дождались ли помощи!
Тут Пак мрачнеет, уголки его губ опускаются. Наверное, мне не нужно было давить на больную мозоль, напоминать о том, что с самолетом что-то случилось. Скорее всего, я снова своими словами ущемляю его мужественность, маскулинность, ментальную брутальность.
- Катя, мне нужно тебе кое- что сказать, признаться… - бурчит он, и я понимаю, что говорит эти слова нехотя, через силу, еле-еле.
Мое сердце заходится в бешеном ритме, я даже немного глохну от шума пульсации крови в ушах.
И мне кажется, что в его глазах я читаю то, в чем он хочет мне признаться, о чем думает и что чувствует. Потому что я ощущаю то же самое: мне хочется быть с ним ближе, дольше, по-настоящему и до конца.
Прижимаю свой палец к его горячим и потрескавшимся губам:
- Не торопись.
Он медленно закатывает глаза, перехватывает мою руку, целует в тыльную ее часть. Думаю, Борис считывает мой зашкаливающий пульс, потому что глаза его расширяются, зрачок за секунду становится больше и заполняет собой всю радужку.
Мне кажется, что сейчас он борется с собой, своим внутренним «я», или думает, что не должен переступать за порог той жизни, которая, как мне кажется, открывается сейчас перед нами.
Немного обидно это его отстранение, то, что он задумался в тот момент, когда я готова отдать ему все, положить к ногам свою жизнь и сердце. Но тут он распахивает свои глаза, и в них я вижу отражение собственных эмоций. Его тоже переполняет невыносимое чувство безбрежности, которым ему нужно поделиться. Со мной.
- Катя, я прошу тебя об одном, - хрипло произносит он, очень тихо, но я слышу, даже сквозь гортанное пение жителей племени химба. Мне не хочется ему отвечать, я уверена, что он читает меня сейчас как раскрытую книгу, потому что я полностью в его власти. Это какое-то колдовство, волшебство момента, пульс пустыни. – Верь мне.
Это слово, сказанное им, такое сильное, такое мощное по энергетике, потому что он вложил в него все свои затаенные мысли.
Я только киваю в ответ. Конечно, я ему верю. Конечно, верю! Ведь он спас нас от крушения самолета, посадив аппарат в песок, пострадав при этом. Ведь он заступается за меня перед всем племенем, и прямо сейчас принимает участие в странном, колдовском брачном ритуале, чтобы взять за меня, слабую женщину, ответственность.
От этого его сильного, но очень эмоционального: «Верь мне», в ушах зазвенело. И это не потому, что туземцы начали подыгрывать себе инструментами, похожими на маракасы, не потому, что шаман начал окуривать нас своим традиционным дымом горящих ароматических веточек, и пробужденные щупальца дыма снова окутывают нас своеобразным коконом, скрывающим от остальных людей, а потому, что я сделала шаг по направлению к этому мужчине. Я ему доверилась.
Борис притянул меня к себе так близко, что даже тонкая игла не могла бы пройти между нами, и буквально распял на себе, своем сильном, уверенном, твёрдом теле. Его взгляд – убийственный, тяжелый, в нем – буря и метель, жара и пламя. И если мне суждено сгореть, сгинуть, то я согласна сделать это вместе с ним.