Можно было попросить у него защиты, но последнее время у него непереносимость женщин нашего круга, переросшая в яростную ненависть. Два года назад он лишился трёхлетнего ребёнка по вине супруги, севшей за руль под наркотой. Сына Красильников хоронил в одиночестве, не пустив на кладбище родственников жены, а сама виновница исчезла с радаров, и найти её больше никто не мог.
Поговаривали, что она на глубине двух метров под землёй, что он держит её в подвале, что давно расчленил и избавился в печах крематория. Сплетни разные ходили, но до правды так и не дошли. Ни полиция, ни репортёры, ни частные сыщики, нанятые отцом Красильниковой.
Прочитав статью под фото мужчины в дорогом костюме, воссоздала в памяти немногочисленные встречи на банкетах и фуршетах. Журнал не раскрывал всей тяжести его ауры, подавляющей властью, посмевших вклиниться в радиус пяти метров, и всей привлекательности объекта, отутюженной высококлассными стилистами. Константин выделялся высоким ростом, вылепленной в спортзале фигурой, интересным лицом с почти правильными чертами и голливудской улыбкой, искусственной и работающей на публику. Улыбаясь, он показывал мягкость, которой в жёстком Красильникове ни грамма не было.
Просить одного монстра, чтобы спас от другого. Не глупость ли? И какую плату затребует Константин, взяв на себя мои проблемы? Потяну ли я её, не сломавшись ещё больше? С другой стороны, свобода всегда дорого стоила, и озвученную цену придётся заплатить.
– Вера Михайловна, ваша комната готова, – за спиной раздался голос экономки, резко выдравший из раздумий, и заставивший дёрнуться на стуле.
– Сделай мне ещё кофе, только с молоком, – перевернула страницу и сделала вид заинтересованности в тексте. До сих пор не поняла степень откровенности и стукачества Натальи перед Борисом, поэтому решила выпить ещё чашечку и полистать журнал, чтобы скрыть заминку на статье о Красильникове. Малейшее подозрение, зависший на несколько секунд взгляд, и Борис не выпустит меня из дома, заблокирует карты и лишит мнимой свободы в дневное время.
– Может лучше успокоительное? – позволила себе лишнего прислуга, высказывая недовольство. – Кофе не лучшее средство перед сном.
Посмотрела на неё, показывая взглядов всё, что думаю о её самоволие, и занялась дальше просмотром делового журнала, дожидаясь требуемого кофе.
– Что-нибудь ещё, Вера Михайловна, – снизила неправильный настрой в голосе Наташа, ставя передо мной чашку и ожидая дальнейших распоряжений. – Тогда спокойной ночи.
Женщина ушла, дом окунулся в сонную тишину, часы громко отщёлкнули начало второго ночи, а я всё сидела и прислушивалась к себе, стараясь ответить на заданные ранее вопросы. Если повезёт, то Красильников появится на отчётном концерте в детском доме сегодня, и, я надеялась, мне удастся украсть у него бесценные минуты.
Глава 15
Любовь
Отец никак не прокомментировал уход Нади и, кажется, не отреагировал на него, точно так же, как и на всё остальное. Молча поздним вечером вернулся с работы, молча закрылся в кабинете, молча поужинал в гордом одиночестве. Каменная скала с чёрствым сердцем.
С другой стороны, хорошо, что не стал цепляться и заниматься воспитанием. Сил слушать его не было. Токсикоз решил проявлять симпатию не только утром, но и вечером, стоило поужинать и подняться к себе. На каком-то упрямстве перефоткала вещи на продажу, обливаясь холодным потом и с завистью посматривая на застеленную кровать. Не время было релаксировать. Внутреннее чутьё подсказывало, что его нет. Все мы стояли на распутье, и действовать надо сейчас.
За полночь, лёжа в кровати, позволила себе снова утонуть в слезах. Пересматривала наши с Сергеем фотографии, перечитывала переписку и пыталась ответить себе на вопрос – за что? Набрала номер и всё так же столкнулась с механическим голосом. Выключен, недоступен, находится вне зоны действия сети. Для меня. Для своей жены он, скорее всего, в зоне, и доступен, и включён.
Отстучала прощальное сообщение, описывая всю ту боль, что Серёжа нанёс мне предательством, и поставила на отправку в ожидание. Может быть потом, когда-нибудь он включит телефон и получит последнее послание от меня, узнает, что предал ещё и ребёнка, но я буду далеко, а механический голос скажет ему – недоступна. И вот тогда Тробушев пожалеет, но будет уже поздно.