Деревенский староста грузно рухнул в обморок. Нечисть смотрела на меня с неподдельным уважением – напугать толпу народа не имея ни клыков ни когтей… Генрих удрученно моргал, пытаясь понять смысл хоть одного из моих слов кроме «стол» и «авоська». Колхозники в страхе взирали на меня, взволнованно перешептываясь.
- Ты гляди ж… такая малая, а уже вона какая злобная..
- Ага, какими пытками нам грозит, а ведь ничего плохого мы ни ей ни солдатам ее не сделали…
- Небось там в земле мертвых ее вместо молока змеиным ядом поили…
- И с ножом каким ты погляди…
Мне стало совестно. Мало того, что меня приняли за главу отряда, и я наступила на самолюбие Генриху, так еще и напугала этих людей. Прикусить бы язык, и с чего меня дернуло нести эти бредни, из каких телепередач вселилось мне это в мозги?! Пауза затягивалась, стараясь быть как можно более незаметной я сползла назад в обоз. Не помогло, все продолжали таращиться на меня, очевидно ожидая, что я изреку еще что-нибудь эпохальное, но мой ораторский талант испарился так же внезапно, как и нахлынул. Воевода взглянул на меня из-под сдвинутых бровей и перевел взгляд на народ.
- Нечисть есть? – прогудел он.
- Н-н-нееет,- проблеял очнувшийся староста.
- Преданные Великому Магистру Тьмы и Мрака Валериану Второму есть? – при упоминании этого имени все население деревни испуганно вздрогнуло и отступило назад.
- В лесу живут чудовища, - высказался кто-то.
- Чудовища? Ммммм… интересно…. В лесу? Значит нам туда… а вы,- он строго глянул на старосту, - мы пока не будем вас убивать за то, что вы противитесь принять над собой власть Валериана. Подумайте… я сказал ПОКА не будем. На границе жить опасно. И я вам это докажу. – Он махнул рукой своим солдатам и те с удовольствием прошлись по деревне, с грабежом с погромами. Смотреть на это мне было неприятно. Я спряталась между тюками. Меня одолевали противоречивые чувства. Мне было жаль этих людей, но одновременно с этим я знала, что я – по ту сторону баррикад от них. Они противились власти моего господина, и должны быть наказаны – говорила я себе, в то же время продолжала их жалеть. Одно утешало: что громили в основном для проформы, не думаю, что их одолевало благородство, скорее всего просто берегли силы.
Как я и опасалась, мы отправились в лес. Сначала он показался мне вполне заурядным лесом, дорога была узкой и раздолбаной, меня то и дело встряхивало на кочках так, что на одной из них я едва не слетела с телеги. Отряд шел весело переговариваясь и в лицах изображая поведения меня и старосты. Единственным, кого казалось не только не впечатлила, но и даже обидела моя шутка, был воевода Генрих. Он ехал так же наравне со мной, молчаливый, хмурый и обиженный. Быть у него в немилости совершенно не входило в мои планы, поэтому я вздохнула, сгрызла для храбрости яблоко и пошла мириться.
- Ээээ, Генрих….ээээ
- Чего тебе? – буркнул тот.
- Извините меня, я просто пошутила, я не хотела, чтобы они думали, что я главнее вас.
Рыжебородый Генрих резко развернулся ко мне. Выражение его лица как ни странно не было ни сердитым, ни добрым, а скорее удивленным.
- Пошутила? Главнее? – он расхохотался. – уж не знал, что монсеньор выберет тебя для такой важной цели. Да конечно, где уж ему доверить нам, глупым воякам.
Он снова рассердился.
- Для какой еще цели?! - теперь уже недогоняла я.
- Ишь чем он придумал врагам то грозить, и тебя послал, чтоб ты слова эти страшные говорила. Чем ж ты ему так услужила, что он тебе так доверяет?!
- Никто меня не посылал!! – доказывала я, - я просто пошутила! А монсеньор вообще не знает, что я на войну сбежала!
«И слава Богу, что не знает», - добавила про себя я.
- Вот ведьмовское племя! – выругался он, уже беззлобно, - даже пошутить не могут без этой колдовской тарабарщины! А что это за проклятие такое «Бритниспирс без фонограммы»?
- Оооооо, - я сделала страшные глаза и проведя большим пальцем по горлу прошипела, - Вуду!
- Да что ты ко мне вяжешься!? – вдруг взревел военачальник.
Я сначала подумала, что он это на меня, но потом поняла, что молодой солдатик вот уже четверть часа пытается отвлечь своего командира от разговора со мной.
- Чаща стала непроходимой, - уже видимо не в первый раз повторил солдатик,- придется спешиться и оставить здесь груз.
Генрих оглянулся вокруг, рыкнул и наконец дал приказ:
- Всем спешиться!!!! Взять еду и питье для себя и продолжать путь! Вы четверо, остаетесь охранять телеги! Остальные за мной!
Рыча, подобно медведю и с той же грацией, он выхватил секиру, и, перерубая преграждающие путь ветки, первым продолжил путь. За ним двинулись и остальные. Я спрыгнула со своей «кареты», завязала в тряпку кусок сыра и полкаравая хлеба и понуро поплелась следом. Чаща была не просто непролазной, а совсем непролазной. Выступающие из земли корни переплетались с опускающимися до земли корявыми сучковатыми ветками. Это создавало эффект своеобразной деревянной паутины. Те же бреши между ними, которые все же оставались, были заботливо законопачены какими-то вьющимися растениями и самой обычной паутиной. Спустя четверть часа я уже была вся расцарапанная, липкая от паутины и злая как сто тысяч бешеных псов. Из рассеченной веткой щеки противно сочилась кровь, рукав болтался на трех ниточках, а ноги гудели, как будто я только что пробежала марафонскую дистанцию. Но вот когда в очередной раз я задумавшись угодила носом в паутину, мое терпение лопнуло. С дикими воплями стряхнув с себя жирного в желто-черную полоску паука, я подбежала к ближайшему гоблину. В этом мире, как и в любом другом, в обществе существует один непреложный закон: к тебе будут относиться так, как ты сам себя поставишь, или можно сказать другими словами – наглость второе счастье. Чем больше ты позволяешь, тем больше от тебя требуют. Руководствуясь этим, и пользуясь еще не утратившимся эффектом от своего появления и выступления в деревне, я деловито схватила его за руку.