– Выходизаменязамуж!
Она прищурилась. Его сомнения невозможно было не заметить.
– А ты уверен, что хочешь этого?
– Нет, то есть, Господи, конечно же, да. Я именно это имел в виду. – Он пожат плечами. – Я никогда…
– Не собирался жениться таким молодым? – мягко спросила она.
– Нет, то есть да, да, но это совсем другое, – выговорил он, заливаясь краской, словно неловкий подросток. – Господи, прости меня. Правда. Я совершенно уверен.
Она посмотрела на него долгим, изучающим взглядом. Она ни разу не видела, чтобы он терял самообладание, уверенность в себе, и, любя его всей душой, конечно же, ждала не меньшего чувства от него. Но еще в начале прошлого лета он говорил обо всем, что собирался сделать, о военных кампаниях и дальних странах, о радости, с которой скакал в атаку во главе дружины, о ликовании после одержанных побед. Может, именно поэтому он не был так уверен сейчас? Сомневается ли она в его любви к ней? Может ли она представить себе жизнь без него? Захочет ли даже рассматривать возможность подобного существования?
Она спросила быстро и уверенно:
– Твой священник или мой?
Он удивленно вскинул брови.
– Это имеет значение?
– Мой священник ближе.
– Тогда твой. Договорились. – На его лице читалось явное облегчение.
– Без обсуждений условий венчания или помолвки? – весело заявила она, входя за ним в спальню.
– Наш сын, возможно, будет против долгой помолвки, – шутливо продолжил он в том же духе, преодолев сомнения. Он закрыл дверь и оперся на нее спиной. – Что касается материальных условий брака, пусть все достанется тебе – мне все равно, пока у меня есть ты.
– Как мило. – Она прищурила глаза. – И неосмотрительно.
– Это не имеет значения в сердечных делах.
– Сердечное дело – в единственном числе, если не возражаешь.
– Конечно. Я мог бы потребовать того же от тебя. – Его улыбка при тусклом освещении показалась бледной. – И не обижайся. Вспомни, как мы встретились с тобой.
– Ты прав. Одно-единственное. Я согласна, – зарделась она.
– Итак, до утра. – Лукавая искорка промелькнула в его глазах. – Значит, у нас есть бездна времени…
– Абсолютно нет! – Она подняла руку в предостерегающем жесте. – Ты едва держишься на ногах. Тебе необходимо отдохнуть.
– А я так не думаю. – После того как он едва избежал могилы, сон не стоял в первых строках списка его приоритетов.
– Тебе нужно еще несколько дней, чтобы восстановить силы, милый, – мягко проговорила она, словно убеждая заупрямившегося ребенка. – Ты укладывайся, пока я распущу волосы, а потом мы обсудим этот вопрос.
Его охватило озорное веселье: надо было скакать две недели с самого Днепра, чтобы теперь спать одному.
– Мы, конечно, могли бы рассмотреть это сейчас, – пробормотал он, падая на постель. – У меня до сих пор не было случая обсуждать дела, занимаясь любовью. Ты всегда чересчур спешила.
– Очень смешно, – парировала она, усаживаясь за туалетный столик и стараясь не казаться не в меру самоуверенной. – Однако сейчас я никуда не тороплюсь, но ты слишком слаб, чтобы даже думать о подобных занятиях. Хотя бы один из нас должен быть практичным, здравомыслящим, наконец.
– Практичным… – повторил он, растягивая слово. – Интересное словечко. – Не то чтобы оно очень подходило для его первой ночи дома, но он хотел дождаться, когда она вытащит все свои заколки из волос. И пока свечи мерцали, а ночной ветер завывал среди деревьев, он чувствовал себя счастливейшим из людей, растянувшись на постели и наблюдая, как она вытаскивает янтарные шпильки и заколки из волос и снимает одну за другой драгоценности – жемчужные серьги и скифские кольца, золоченую цепочку для ключей с пояса, инкрустированный рубинами греческий крест с шеи. Она улыбнулась ему в зеркало, расчесывая волосы, и послала воздушный поцелуй.
Ловко подхватив его, он сделал вид, будто сунул его в карман.
– Ничего лучше быть не может в жизни, – прошептал он.
Повернувшись в кресле, она посмотрела на него, а глаза ее наполнились слезами.
– Я не знала, что можно быть такой счастливой. Я никогда не подозревала, что так может быть.
Его золотистые волосы, отросшие после болезни, были грубо острижены и торчали ежиком при свете свечи, худоба торса не слишком бросалась в глаза, скрадываемая тенью.
– Я чувствую себя просто в раю, когда ты рядом, милая Таня. – Он вернулся с самого края пропасти и знал это.
Слезы хлынули у нее из глаз.
– Я каждый день молилась об этом.
Он вдруг вскочил на ноги и в два шага оказался рядом, взял гребень у нее из рук, положил вниз и увлек ее в свои объятия.
– Я, наверное, услышал это, – прошептал он нежно, осушая поцелуями ее слезы.
– Ты не должен никогда, слышишь, никогда больше покидать меня.
Прозвучавший сквозь всхлипывания и сопение приказ вызвал слабую улыбку на его лице.
– Не волнуйся, любимая. Я ведь буквально выкарабкался из могилы, чтобы вернуться к тебе. И у меня нет ни малейшего желания вновь испытывать судьбу. – Вспоминая тот жуткий момент, он просыпался ночью в холодном поту.
– Из могилы? – Ужас отразился на ее лице.
– Я пришел в сознание от того, что комья грязи падали прямо на мое лицо.
Зловоние смерти вдруг снова ударило ему в нос. Отгоняя ужас, который всегда нападал на него при мысли об этом, он пытался говорить спокойно.
– Когда я понял, что меня закапывают заживо, я стал звать тебя, выкрикивая твое имя. – На щеке начался нервный тик при воспоминании о том, как он никак не мог привлечь внимание людей, закапывавших его живьем. Даже сейчас это вызывало у него невыразимую панику. – Мой крик был такой слабый, – продолжил он, взяв себя в руки, – что, как сказали потом закапывавшие меня люди, они меня не услышали бы, если бы не взглянули вверх на орла, кружившего у них над головами.
– Твой орел, – прошептала она.
– Наш орел.
– Он приносит нам счастье. Я помню каждую секунду того дня: улыбки, слова и прикосновения, любые желания. Он нашел тебя для меня и отправил домой. – Ее лицо было влажным от слез. – Хотела бы я знать это. Но никто не послал мне весточку. – Она бросила бы все свое хозяйство и отправилась за ним хоть на край света.
– Это было слишком опасно, – объяснил ей Ставр, кончиками пальцев утирая слезы с ее лица. – Люди, которые вытащили меня из могилы, никому не сказали из страха, что их обвинят в моей смерти. Да и когда я в конце концов пришел в себя, я не знал… – Он замолк, не желая упоминать ни имени ее мужа, ни рассказывать об их смертельной схватке. Она могла посчитать себя виновной.
– Ты не знал, не, ищет ли он все еще тебя.
Ставр кивнул.
– Я спросил о тебе лишь сегодня в последней деревне, через которую проходил, и узнал, что он уехал.
– Он умер от ран на обратном пути.
– Что ж, я рад.
По ее телу пробежала легкая дрожь, словно ее коснулись демоны из прошлого, но она тут же взяла себя в руки. Она вздернула подбородок.
– Я должна была сама найти способ, как избавиться от него.
– Понимаю. – Ставр не продолжил: «Но только если бы царь позволил тебе, а также двор, да и сам Шуйский». – Духи были добры к нам, – сказал он, оставив при себе эти мысли.
– Тебе нельзя больше искушать их и снова идти на войну.
– А я и не пойду. – В его голосе прозвучала твердая решимость.
– И ты будешь принадлежать только мне одной, весь без остатка, мой господин, – произнесла она шутливо в надежде прогнать мрачное выражение, появившееся на его лице.
Мгновение ушло у него на то, чтобы привести в порядок свои чувства, и еще одно, чтобы изобразить на лице ленивую улыбку.
– Считай меня в полнейшем твоем распоряжении, дорогая, – протянул он. – Годным для использования в любых целях и любым способом…
– Я не имела это в виду, – покраснела она. – Ты еще недостаточно оправился от ран, чтобы…