Изображать почтальона я начал с родной гимназии, поскольку к моему дому она находилась ближе всех прочих адресов подарочного списка. Заодно, раз уж тоже поблизости, отнёс и в родительский дом. Шаболдину заносить не стал, решил вручить при следующей встрече. А потом отправился к князю Белозёрскому, хотя по совести если, а не по удобству, как раз с него надо было разноску книг и начинать — именно доброжелательный совет князя и побудил меня в своё время предложить свои писания публике. [1]
Принял меня Владимир Михайлович в своих покоях, а не в кабинете, сославшись на нездоровье. Выглядел князь и вправду не особо хорошо, но всё же, как мне представлялось, болезнь его именовалась старостью и никакого лечения, увы, уже не предусматривала — семьдесят девять лет, что вы хотите… Над ясностью княжьего ума, впрочем, даже столь тяжкий недуг не имел никакой власти, и прежде чем Владимир Михайлович дал мне понять, что продолжать беседу ему нелегко, я успел пережить ни с чем не сравнимое удовольствие, всегда сопутствующее общению с человеком такой силы ума и духа. Поговорили мы с князем о всё ещё продолжающемся среди читающей публики обсуждении «Слова о полку Игореве», благо, сам Владимир Михайлович считал открытие «Слова» едва ли не главным достижением в своей жизни и уж во всяком случае достойным её завершением. Я рассказал о скором выходе первой из сказок и по просьбе князя вкратце изложил её сюжет. Не стану скрывать, интересом князя Белозёрского к моим писаниям я был очень даже польщён. Уходя, я решил, что должен успеть хотя бы ещё раз навестить старого князя, пока он ещё пребывает в нашем мире, для того хотя бы, чтобы услышать его мнение о моих «Военных рассказах».
…Дома меня встретил дворецкий Егор Игнатов. Вообще-то, принимать у меня пальто, шапку и трость в его прямые обязанности никак не входило, и раз уж он явно меня дожидался, это говорило, что у него что-то важное.
— Старший губной пристав Шаболдин по телефону звонил, Алексей Филиппович, — доложил Егор. — Почтительно, но с настоянием просил зайти к нему в управу.
Как вы понимаете, пальто, шапка и трость так при мне и остались.
— Что стряслось, Борис Григорьевич? — без долгих околичностей спросил я пристава прямо с порога.
— Поручик Гуров приходил, Василий Захарович, — Шаболдин прямо-таки светился, давно я его в таком хорошем настроении не видел. Неужели есть какие-то подвижки? — Да вы сами посмотрите, Алексей Филиппович, я потом, если что, добавлю, — пристав подвинул по столу несколько листов бумаги.
Я отметил, что работают у Шаболдина быстро — допросные листы успели уже переписать набело. Что ж, тем удобнее читать.