– Тебя же мама твоя будет ругать, что ты со мной разговариваешь и даешь мне мороженое, – возразила Кристина. – Я не буду откусывать его!
– Я тебе его совсем отдаю! Ешь! Возьми, пожалуйста. У меня горло заболело, холодное очень, – схитрила Лера и немного покашляла, чтоб новая подружка ей поверила.
– Спасибо, Лерочка! Можно я побегу с ним домой?
В этот самый момент мама увидела, как Лера дает откусить мороженое Кристине, и ее возмущению не было предела.
– Что ты делаешь? Что ты делаешь, Лера? Я же тебя просила!
Кристина вприпрыжку побежала домой, в руках с мороженым. Лера собрала свои игрушки в ведерко, и виновато, не торопясь, подошла к маме.
– Мамочка! Мороженое было очень холодное, и я отдала его девочке! Пусть она его съест дома, у нее же он совсем рядом, а у меня горло зато не заболит, и не будет температуры! Тебе не придется меня лечить. Пойдем домой, там Барсик скучает, – схитрила Лера.
Ирина Владимировна закрыла книгу и долго задумчиво смотрела вслед уходящим соседкам по скамейке.
Она вспоминала свое детство и мысленно желала Лере счастливого будущего. И улыбаясь, подумала: «У девочки доброе сердце».
Глава 1
Прошло два десятилетия, как закончилась Великая Отечественная. По всей стране восстанавливались разрушенные войной и строились новые города, заводы, фабрики, возводилось новое жилье, но в провинциальных городах еще стояли бараки, которые строили до войны и во время, как временное быстровозводимое жилье. Это одноэтажное строение с длинным коридором, разделенное дверьми на три отсека, где в каждом размещалось по двадцать комнат, расположенных напротив друг друга. Удобств в этих комнатах не было. Холодную воду носили ведрами иногда на коромыслах, метров за триста. Общественный туалет белого цвета «красовался» один на шесть таких бараков и представлял собой сколоченную из досок постройку, откуда метров за десять стоял не очень приятный запах.
В один из таких бараков, в комнату метров восемнадцать, переехала Ирина со своими родителями из частного дома, где молодая семья снимала маленькую комнату. Родители Иринки радовались такому жилью. Молодые – сами себе хозяева! Папа работал на металлургическом заводе плавильщиком в литейном цехе, а мама – закройщицей на швейной фабрике.
В маленькой комнате всегда было чисто и свежо. Перед переездом Алевтина и Володя побелили свою квартирку, покрасили рамы белой краской и пол в коричнево-рыжий тон.
Зарабатывали они неплохо и могли себе позволить купить кой-какую мебель для нового жилья: диван, холодильник «Орск», радио «Юрюзань», двуспальную кровать с панцирной сеткой и никелированными спинками, для пятилетней Иришки детскую кроватку.
В бараке в основном проживали молодые семьи с детьми да старенькие одинокие бабушки, их было много в послевоенные годы, овдовевших. Алевтина подружилась с одной из таких женщин, жила она через две двери от них. Работа у Алевтины и Володи посменная, вот и просили они бабу Ганю присматривать за дочкой, когда их смены совпадали.
Ирина полюбила старенькую бабу Ганю, как родную бабушку. Вечерами она баловала ее блинами, оладьями с клубничным вареньем, на ночь рассказывала сказки. Добрая, набожная женщина, в переднем углу у нее в комнате, за белыми украшенными выбивкой занавесками, висели иконы. Утром и перед сном она раздвигала их и, встав на колени, молилась, крестя себя крестным знамением.
Еще в 1943 году получила она похоронку от мужа, а сын погиб в боях под Берлином. Горевала, когда вспоминала их, утирала слезу платком и желала им «Царствия небесного!»
– А зачем вы стоите на коленях и кланяетесь в пол перед картиной? – лежа на кровати у бабы Гани, расспрашивала Ирина. – А кто это на ней изображен? Это Бог?
– Божья Матерь и Иисус Христос на иконе. Он за наши грехи жизнь отдал. Вот я и молюсь, прошу прощенья за грехи наши, за умерших моих родителей и сродников, погибших воинов и сыночка моего, прошу Господа, чтоб вы, детки, в мире росли и жили, не зная войны и голода. Он – Отец Наш Небесный, все видит… Все! Кто творит плохие деяния, всем воздастся по заслугам. Спи. Или тебе сказочку рассказать? – отвечала она любопытной Ирине.
Иришка не могла представить, как это Иисус все видит с иконы.
– А ты шторками его закрываешь днем, чтоб он не видел, кто плохие дела делает? – спросила она.
– Нет, не поэтому. Нечего антихристам на него смотреть, подрастешь, все поймешь сама, коль захочешь!