— Болван, — отвел душу Пепе.
— Он назвал тебя «маэстро». — Гедвика опустилась на стул. Теорию существования двух миров подтверждала сама жизнь. Неслышно подлетел официант. Чаша джина с кубиками льда и слишком маленький бокал тоника.
Пепе чувствовал себя не в своей тарелке. Он часто пел фальшиво, и что хуже всего — сам это сознавал. Гедвика охотно помогла бы ему, если бы знала как. И в чем.
— Чем вы занимаетесь? — спросил ее вскоре после полуночи пожилой энергичный мужчина, который намеревался обеспечить Пепе блестящее будущее. Пока же он в основном заглядывал в вырез ее блузки, даже во время ужина. Гедвика предпочла не обижаться, иначе она не смогла бы ему ответить:
— Я развожу свиней.
У Пепе сразу пропал аппетит.
Разумеется, энергичный мужчина сразу понял, что Гедвика шутит. Но заглядывать ей в вырез не перестал.
Гедвика знала, что Пепе любит провожать ее домой. Когда-то это ей льстило.
В гостиной радужно сияла хрустальная люстра.
Из открытого окна тихо струился в ночь печальный фортепианный концерт.
— Ваши еще не спят… — В его словах не было ни вопроса, ни упрека. Их оборвал страх. Больше всего Пепе боялся матери Гедвики. Он понятия не имел, что в эту пору, ранним субботним утром, ее никогда не бывает дома. В этом Гедвика не призналась бы никому. Даже в исповедальне, даже если бы верила во что-либо, кроме этого света.
— Ну и что? А когда темно, тогда не боишься?
«Как я могла терпеть его так долго?» — пришло Гедвике в голову.
Темным коридором, мимо дверей гостиной, они пробирались на цыпочках.
— Это я, — крикнула Гедвика.
Пепе не закончил шаг. Он застыл на одной ноге, словно ему предстояло наступить на хрупкую фарфоровую чашку.
Тишина.
Потом, усевшись друг против друга в креслах, они молча курили.
— Почему ты не снимаешь пиджак? — спросила Гедвика.
Пепе схватился за голову.
— Мое присутствие здесь абсолютно неуместно, — засипел он. — Невыносимо!
Зареванный шут.
— Тогда катись, — равнодушно сказала Гедвика.
— Неужели ты этого не понимаешь?
— Думаешь, наши о тебе не знают?.. И не слышат, когда я привожу тебя сюда?
— Они об этом знают?!
Гедвика недоуменно покачала головой.
— И что же они говорят?
— Чтобы я тебя выставила. Раз ты боишься прийти днем.
— Я не боюсь!.. Но… Пойми, такой официальный визит уже что-то означает… Меня бы узнали соседи… Если б ты, по крайней мере, бросила эту работу на ферме! — выпалил он вдруг. — Ведь это чудовищно — то, чем ты занимаешься!
— А что тут чудовищного?!
— Так… Вообще… Подумать только… Зачем тебе это нужно?
— Я бы спятила, если б не эта возможность бывать среди нормальных людей. А раньше тебе это не мешало?
— Это всегда мне мешало. — Пепе судорожно заставлял себя говорить корректным тоном.
— Даже когда ты бегал за мной с цветами?!
— Я же не подозревал, что…
— Я тоже не знала, что с тебя довольно кружевной рубашечки! А сам-то ты чем зарабатываешь себе на жизнь? Куда ты пойдешь в понедельник?
Пепе корчился, словно подавился щеткой.
— У меня — совсем другое дело. И я делаю все, чтобы только петь. А когда я пробьюсь наверх…
— Ты всегда будешь только плохим сантехником! Всегда!!
Кто-то постучался в дверь. Они переглянулись. Пепе позеленел. Вошел отец Гедвики, в глазах — растерянный вопрос, стыд над опасениями, которые ему не удавалось отогнать. Он неуверенно улыбнулся.
— У вас случилось что-нибудь?
Гедвика замотала головой. При взгляде на испуганное лицо отца откуда-то из-под наноса злых мыслей стал пробиваться горячий источник плача.
— Это Пепе, — произнесла она и сконфуженно заморгала.
— Ага… Так это вы? — Отец неловко поклонился. И тут же понял, что этого не следовало говорить. Не следовало т а к говорить. Он потупил глаза. — Только не ссорьтесь, — зашептал он. — Это хуже всего… — Он резко повернулся и закрыл за собой дверь.
— Так, — помолчав, сказал Пепе. — Готово. Я представлял себе, что будет хуже, — добавил он удовлетворенно.
Гедвика вжималась в кресло, стараясь сделаться как можно меньше, исчезнуть совсем.
— Уходи.
Голос ее не слушался. Она вскочила и подбежала к двери. Распахнула ее. Пепе прошел с оскорбленным видом. Он хотел погладить ее, она брезгливо отшатнулась.
— Завтра жду тебя на мосту.
— Завтра мне некогда.
— В воскресенье?
— Мне всегда будет некогда!