Сборник рассказов «Вечер с Мопассаном» (1977) завершает на сегодняшний день его прозу. По сборнику можно судить, какое значительное место занимают рассказы в творчестве писателя. Он умышленно создает для своих героев такие ситуации, когда они вынуждены принимать решения, действовать, чем достигается жизненная правда и пластичность образов.
Телевизионные пьесы и киносценарии, а также радиопьесы написаны им, главным образом, по мотивам собственных беллетристических произведений. Но, как заявил автор в одном интервью, прежде всего — он прозаик. Вот и сейчас он готовит к печати новые произведения: сатирический роман «Изба, которая вот-вот рухнет» и новеллу из жизни городской рабочей семьи в современной Чехословакии — «Жаворонок и сова».
Вечер с Мопассаном
Короткая автоматная очередь рассекла холодную тишину осеннего леса.
— Хальт!.. Хальт!..
Что-то ударило бегущего в лицо, и он машинально вскинул руку. Сосновая кора, понял он, кусок, отбитый пулей от грубого ствола горного дерева.
— Хальт!
В правой руке он держал ружье, на спине у него смешно подскакивал рюкзак из невыделанной козьей кожи. Он перемахнул через небольшую канаву, куда во время ливней стекала вода: успеть бы до края оврага, стучало у него в голове, к большим камням, другого шанса нет. Он чувствовал, что за ним идут по пятам, стреляют метко и знают, как его взять.
Снова пролаял автомат. Над его головой задрожали ветви пихты, задетые пулями, и в этой стрельбе, которую он воспринимал болезненно и остро, он уловил какой-то инородный звук. На бегу он оглянулся: его слух, отточенный за годы жизни в лесу, безошибочно распознавал малейшие шорохи; и на этот раз он ему не изменил. За ним гналась собака. Разъяренный пес со вздыбленной на загривке черной шерстью тянул за собой кожаный повод, в его табачного цвета глазах золотисто сверкала неутоленная, хищная жажда крови.
Не может быть! — пронеслось у него в голове. — У них же не было собаки! Он рухнул на живот и привычным движением вскинул оружие. И в это мгновение все вокруг погрузилось в тишину.
Он видел пса, как на немом экране: его оскаленные клыки, влажную, в слюне, морду, розоватый язык. Он нажал курок, и раздался глухой, словно подводный, звук — это пуля пробила тело собаки. Еще не слыша выстрелов погони, он понял, что не промахнулся.
Он вскочил, в несколько прыжков покрыл расстояние до оврага. Торопливо сбросил егерскую куртку, рюкзак и остался в одном свитере из овечьей шерсти грязно-серого цвета. Его натренированное сердце быстро успокоилось.
Вдруг снова воцарилась гнетущая тишина. Рукавом свитера он очистил затвор. Это было охотничье ружье семимиллиметрового калибра, совершенное и мощное оружие с оптическим прицелом и современным спуском курка. В последний год перед войной он вложил в него все свои сбережения, но никогда не пожалел об этих деньгах, как не пожалел и расходов на подгонку ложа, чтобы сделать ружье прикладистей: он был охотник! Это стало его судьбой, уделом жителя гор, где мелкого зверя подстерегают рыси, куда порой забредают и волки, и их протяжный, подобный стону, вой носится в тиши темных ночей. Ствол стреляет, приклад обеспечивает надежность боя — это он помнил со времен лесного техникума.
Он натянул рукав свитера на ладонь и тщательно протер стекла прицела. Осмотрелся через щель между камнями. Убитый пес валялся в нескольких шагах от оврага. Из его груди, пробитой жаканом, текла и пропитывала мох алая кровь.
Он понял, почему так тихо: его окружают. Это — круговой гон, когда стрелки расходятся, чтобы сбить с толку зверя облавной охотой — ложными кругами, из которых выхода нет. Но он не терял надежды и не хотел сдаваться. У него хорошее укрытие, изощренные профессией зрение и слух и прекрасное ружье.
Овраг слева от него переходил в склон, усеянный мелкой кремнистой галькой, отшлифованной весенними ливнями. Этот склон не пройти — выдадут камни. Один неосторожный шаг, стоит оступиться — и каменный поток придет в движение, увлекая за собой всю лавину гальки, осыпи и желтого грунта. Его могли обойти также по низкорослому ельнику справа. Могли проползти там, где валят деревья, в высокой траве и кустах ежевики, пробраться в ельник и напасть на него сзади. Но он верил, что здесь их не пропустит: место повала у него как на ладони. Метелки прошлогодней травы с хохолками на высоких стеблях, покрытых пушком, в безветрии неподвижно торчали между папоротниками, обожженными первыми заморозками.
Он припал к прицелу, внимательно просматривая открытый ему полукругом рельеф. Нитевидный крестик оптики, оснащенный антирефлекторной подкладкой, медленно двигался по высоким стеблям травы. Прицел сужал видимое ему пространство, и стрелок понимал всю невыгоду своего положения. В тягостной тишине что-то встревожило сойку. Птица вскрикнула и прошумела крыльями в ветвях. Резкий птичий крик прозвучал не случайно: к опушке приближалась тень.