Чтобы пан Рога… не подумал… и она могла бы пострадать! Но ведь пан Рога был ей другом! Нет! Не может быть!
Потом началось расследование, затем — суд.
Но это уже не имело никакого значения. Важнее всего для нее был момент, когда она поняла, что все это правда.
Сидя в саду, Верушка говорила себе, что никогда больше не пройдет по той улице.
Мама стояла над ней, не зная, что делать. Она могла объяснить, почему все это произошло, но не могла ответить на Верин вопрос: «Как же так, неужели и пан Рога?..»
Гонза, набравшись храбрости, пришел к ней. Расстроенный ее слезами, он предложил сбегать за мороженым. Хоть бы и к вокзалу. В другую кондитерскую.
— Не реви, не один же пан Рога на свете!
Он и не подозревал, что пан Рога был один. В каком-то смысле — единственный на целом свете. Знала это только Верушка. И, несмотря на возраст, она отчетливо понимала, что пана Рогу никогда не забудет. Как не забывают о сильном ожоге. Это невозможно. Он сам напомнит о себе, сколько бы ни прошло лет.
Вместо пана Роги вскоре появился другой кондитер. Тот клубничного мороженого не делал вообще. Но Верушка об этом даже не знала. Она никогда больше не покупала мороженого.
Яна Моравцова, «Месяц прекрасного безумства», 1975.
Перевод А. Севастьяновой.
Иржи Навратил
Родился 22 августа 1939 года в Валашском Мезиржичи на Мораве. С девяти лет живет в Праге, где в 1962 году окончил философский факультет Карлова университета и где с 1965 года работает редактором издательства «Млада фронта». В этом же издательстве с начала семидесятых годов является одним из руководителей серии молодых авторов «Омега».
Иржи Навратил, член Союза чешских писателей, дебютировал в литературе в 1969 году книгой, состоящей из трех новелл, — «Сожженный откос». За десять лет работы в литературе (1969—1979) опубликовал семь книг: «Сожженный откос», роман «Клятва», сборник рассказов «Нитки», новеллу «Счастье», романы «Дегустатор», «Событие» и «Мечта судьи о цепях».
В своей прозе он обращается прежде всего к временам своего детства и юности. Действие большей частью происходит в его родной Моравии, на его родине, родине его отца (Келчаны у Кийова в Моравском Словацке) и на родине его матери (Голешов на Мораве, который в прозе Навратила фигурирует под названием Кржижове Заграды). Воспоминания детства составляют как бы фундамент его прозы; в его произведениях показана послевоенная Морава, жизнь маленького городка («Событие»), где тонко выписаны общественные явления в годы коллективизации (особенно в «Счастье» и в «Дегустаторе»).
Книга Иржи Навратила «Сон судьи о цепях» — синтез всего созданного автором. В ней есть и моравские мотивы, и Прага, раскрыт образ отца, прогрессивного судьи, жизнь которого в шестидесятые годы оборвала коварная болезнь.
Вино
Пошел я из Ежова в Келчаны в последний раз на танцы, а очутился у купальни на пруду. Меня привлек туда свет. Я заметил его с дороги. Подойдя к самой купальне, я узнал Зденека и Штепку. Зденек лениво поднялся с топчана и подкрутил фитиль керосиновой лампы. На столе лежали его темные очки с выбитым стеклом и закопченный котелок. Зденек через голову стянул с себя майку, взял котелок и отхлебнул воды. Штепка приподнялась на локтях и уставилась на мою тень, возникшую на стене. Она смотрела на Зденека, но мне было ясно, что она рассматривает меня, мою тень. Со стороны сахарного завода доносилась музыка. Вокруг жужжали мухи, над лампой кружили ночные бабочки. Камыши в темноте казались лесом. Я отпрянул от окна. Моя тень шевельнулась и исчезла. Штепка стремительно вскочила с топчана. Зденек удивленно поднял брови.
— Что это тебя укусило?
Я-то знал что. Чтобы успокоить Штепку, я вернулся к окну. И, снова увидев мою тень на стене, она рассмеялась. Вот так мы с ней и договорились за спиной Зденека.
Штепка заглянула в оплетенную бутыль с вином. Теперь я мог рассмотреть ее вблизи. Она мне нравилась.
— Мы уже все выпили. Я принесу еще, — сказала она и сунула ноги в старые, разношенные кроссовки Зденека.
Зденек широко зевнул и растянулся на том месте, где лежала Штепка.
— Принеси. И потуши свет!
Штепка, поднявшись на цыпочки, задула огонек лампы.
Мы встретились с ней неподалеку от купальни в высокой траве.
— Я видел вас, — выпалил я.
Штепка отнеслась к моим словам безразлично.
— Я тебя — тоже. На стене.
Она держала в руках бутыль и с любопытством рассматривала меня.