Коллектив художественной самодеятельности полка насчитывал в своих рядах около двадцати человек. А душой его был, конечно же, батальонный комиссар А. Д. Шрамко, сам отлично игравший на баяне.
По "заявке" нашего музыкального руководителя Алексея Склеменова я написал стихи на мотив пользовавшейся в свое время большой популярностью песенки Эдди Рознера "Наш джаз". Так же назвали мы и свою песню. Она долго оставалась в репертуаре оркестра. Сейчас не помню уж точно всех ее слов. Главное достоинство песни заключалось, по-моему, в том, что в ней перечислялись поименно почти все участники джаза. И когда Саша Васильев пел, например, "Наш Толя на баяне сильней меха растянет", весь коллектив лишь создавал музыкальный фон, а Толя Тумаков солировал. И так о каждом участнике. Песня создавала определенное настроение:
Мы и бомбою,
Мы и пулею,
Мы и песней фашистов бьем...
И действительно, песня была тоже нашим оружием,-помогавшим бить гитлеровцев.
* * *
Затишье... Редко оно на фронте. Да и тогда, когда полетов у нас не предвиделось, все летчики, штурманы и, конечно же, техники и механики спецслужб дежурили на аэродроме: вдруг все-таки поступит боевой приказ.
В одну из февральских ночей 1943 года, когда о полетах и предполагать никто не мог - очень уж плоха была погода, - на командный пункт полка вызвали летчика Сергея Ергова и штурмана Георгия Маслова. Экипажу предстояло выполнить особо важное задание в районе городов Холм и Старая Руса, где до этого никто из полка не летал.
Вылетели в штаб воздушной армии. Там экипаж встретил штурман полка и разъяснил задачу:
- Придется вам, ребята, поработать в интересах знаменитой Панфиловской дивизии.
Экипажу предстояло прежде всего отыскать - при такой-то погоде! небольшую деревеньку близ линии фронта, где размещался штаб одного из полков панфиловцев. Капитан Антонов развернул карту, показал, какую именно деревню надо найти. Она была расположена севернее города Холм рядом с характерным изгибом речки Ловать, справа по руслу.
- Если погода не позволит пробиться к штабу полка - возвращайтесь на аэродром воздушной армии. Здесь всю ночь будет работать маяк, - сказал в заключение штурман полка.
Ершов и Маслов поднялись в воздух. Примерно через полчаса подлетели к линии фронта.
- Сергей, скоро должна быть речка Ловать, - предупредил Маслов Ершова.
- Вот она, излучина, - показал летчик рукой вниз. - Вижу!
- Точно, она, другой такой нет, - согласился штурман. - А вот деревни что-то незаметно.
Сделали над изгибом реки "коробочку". От опушки леса взвились две ракеты условный сигнал. Пошли на посадку. Самолет два раза коснулся лыжами снега, как бы ощупывая землю, и в конце пробега во что-то уперся. Маслов выскочил из кабины - У-2 правой плоскостью навалился на вешки полевой связи.
К самолету подбежали люди.
- Молодцы, что в такую погоду прорвались к нам!
- А где деревня?
- Деревни нет, сгорела.
В землянке штаба полка летчикам объяснили их задачу. Они должны были лететь за линию фронта, примерно на 30 километров, к разведчикам-панфиловцам. Разведчики прошли в тыл севернее Холма, взяли "языка". Но двое из них при этом были ранены, причем один тяжело. Сейчас у разведчиков нет ни боеприпасов, ни продуктов. Им нужна срочная помощь. Надо разыскать их, сбросить боеприпасы и продовольствие, а если возможно, то сесть рядом и забрать с собой тяжелораненого.
Через несколько минут к самолету подъехала подвода. На санях лежали мешки с продуктами и ящики с патронами.
Разведчиков летчики нашли довольно быстро. Они, когда заслышали рокот мотора, разожгли три костра - условный сигнал. Ершов удачно посадил самолет на ровной поляне. Ящики и мешки передали из рук в руки. В кабину к штурману посадили раненого. И летчик повел самолет на взлет.
В ту же ночь разведчики двинулись на юго-восток.
А летчикам-комсомольцам предстояло еще три ночи сбрасывать панфиловцам мешки с продуктами и ящики с боеприпасами. В третью ночь, когда экипаж уже подходил к линии фронта, началась сильная метель Разведчиков найти не удалось.
Утром Ершов и Маслов вылетели в штаб воздушной армии. Там их ждало доброе известие: все разведчики благополучно перешли линию фронта и привели "языка".
Тот день для Ершова и Маслова стал радостным вдвойне: было 23 февраля 1943 года. Так они встретили 25-ю годовщину Красной Армии.
Особое задание
В один из партизанских отрядов, действовавших в тылу врага на нашем фронте, доставили двоих неизвестных. Кто такие? Первый из них - детина, косая сажень в плечах, с крупными чертами лица, светловолосый, в собачьих унтах "сорок последнего" размера, назвался летчиком Чернобуровым. Второй, среднего роста лейтенант, смуглый, с черной морской фуражкой в руках, представился штурманом Глинкиным.
- Мы, - с расстановкой начал первый, - из авиаполка легких ночных бомбардировщиков...
- Из Комсомольского... - подтвердил штурман. - Летали бомбить немцев на железной дороге. Да вот подбили наш "аэроплан", пришлось сделать вынужденную посадку.
- Машину успели поджечь, - вставил летчик.
- Не оставлять же ее фрицам, - перебил штурман. - Подожгли и скрылись в лесу.
- Это хорошо, что вы к нам попали, - сказал командир отряда и переглянулся с комиссаром. - Гостям с Большой земли мы всегда рады. Присаживайтесь, пожалуйста.
- Только уж не обессудьте, - заметил комиссар. - В отряде мы все ходим без оружия. Так что вам придется сдать пистолеты.
Командир и комиссар явно хитрили. Им надо было до конца выяснить, кто же такие эти гости.
Летчики отстегнули с поясов ножны с финками. Положили на стол кобуры с ТТ.
Беседа длилась долго. К месту посадки самолета были посланы двое бойцов. Вскоре те вернулись и доложили, что видели останки сгоревшего самолета, но установить его принадлежность не сумели.
Перед выходом на операцию командир партизанского отряда собрал совещание.
- Что будем делать с летчиками?
- Они же говорили, что из Комсомольского полка! Значит, должны знать Давида и Алексея... - высказался один из бойцов.
Позвали летчиков и задали вопрос, который только что подсказал партизан.
- Давида Кричевского? - переспросил Борис Глинкин. - Лешу Томилова? Конечно, знаем. Да я вам могу назвать еще и Алексея Дорошенко, Алексея Федорова, Александра Анисимова... Неделю назад они летали в какой-то партизанский отряд, возили партизанам патроны и сухари.
Все облегченно вздохнули. На лице командира партизанского отряда летчики впервые заметили улыбку.
- Крепко нас выручили ваши ребята, - сказал он. - Мы и есть тот самый отряд.
Через некоторое время Александр Чернобуров и Борис Глинкин были переброшены в родной полк, на Большую землю.
Связь с партизанами на Калининском фронте наш полк по приказу командования фронтом и штаба партизанского движения поддерживал постоянную и бесперебойную.
"Партизанскую квалификацию" в полку получила третья эскадрилья, которой после гибели Г. С. Катилевского стал командовать Алексей Дорошенко. В задачу эскадрильи входило доставлять народным мстителям боеприпасы, легкое оружие, медикаменты, продовольствие, почту... Да мало ли в чем нуждались отряды лесной армии!
Обо всех важнейших переменах на своих участках фронта, не имеющего ни флангов, ни тыла, партизаны докладывали в Центральный штаб партизанского движения. А чтобы связь была устойчивой, руководителям партизанских отрядов требовались приемники, передатчики и электропитание. Доставлять все это в партизанские отряды обязаны были летчики нашей третьей эскадрильи.
Большой отряд белорусских партизан, длительное время державший под своим контролем значительный район между Витебском и Велижем, в конце ноября начале декабря 1942 года потеснили карательные части оккупантов. Народные мстители оказались отрезанными от продовольственных баз и лишились складов боепитания.
"СРОЧНО ДОСТАВИТЬ В РАЙОН ДИСЛОКАЦИИ ОТРЯДА ВСЕ НЕОБХОДИМОЕ", - потребовал Центральный штаб партизанского движения.