Друзья довольно быстро добрались до Кольцевой и вот тут-то, естественно, прилипли по полной, встав в конец длинной очереди, медленно подвигавшейся на въезд. Сокóл, глядевший на пробки, оторвался от экрана и с унылым удовольствием махнул рукой, кивая кому-то:
– О… Вот теперь – всё.
Зёма повернулся к нему, выпучив глаза. Ибо только теперь он узрел рядом с собою пророка. «Но как ты узнал?» – вопрошал восторженный взор.
Скромняга-пророк вежливо пояснил средним пальцем…
Попадалово было конкретное – теряли как минимум час. Но изменить-то уже ничего не могли… И водитель держал крепко руль. Смотрели вперёд. Ехали…
И может быть, оттого, что размеренное продвижение вмиг заменилось на нудную пробку, а может быть, оттого, что забег к далёкой цели был заторможен в самом начале, но только странная картина предстала перед ними, когда они взошли на кольцо. Нет. Даже не так. Картина-то предстала перед ними самая обычная, а вот восприятие её было странным: угнетающим и томящим.
Вот что они увидели: стройные ряды бесчисленных кузовов, устремлённые в небо; в небе – одинокое солнце.
Машины медленно ползли, поблёскивая заграничной эмалью. Кто-то плёлся понуро и покорно, не меняя ряда, кто-то торопился, наскакивал и влезал, кто-то в ответ на это ревел и возмущённо бодался лакированным боком… С пригорков, проходивших по правую руку, спускались всё новые и новые пёстрые очереди: боязливо тыкаясь носом в землю, вежливо припадая на задние оси, мигая благодарными поворотниками, они вдавливались в общее движение и тут же без остатка растворялись в нём, словно и не существовали никогда прежде по отдельности… Насколько хватало зрения, вперёд растянулась несметная непроходимая суетливая масса. Согнанные плотной толпою, монотонно жующие бензин тела слились в непрестанно идущий, мельтешащий, урчащий поток, отправленный на очередной круг щелчком какого-то огромного, с телебашню размером, кнута.
А небо было обширным и лёгким… Своим ярким простором оно словно подшучивало над серой суетой пучефарых телят и призывало к тому же других.
Но не шутилось…
Слишком торжественной, а может быть, и пророческой выглядела эта картина. Почему-то казалось, что внутри каждого корпуса томится частичка чего-то светлого, чего уже нельзя разглядеть напрямую, но существование чего всё же можно ещё наблюдать – по взблескам, по отражениям, по порывам; намёки невидимых частичек собирались ото всех сторон, воздымались над потоком, сливаясь в одно всеохватное неотступное чувство, напоминавшее… нет, не сияние солнечных лучей, разлитых в небесном просторе, а скорее неумолчный шёпот листвы.
И как же безрадостно, как невпопад звучал этот торопливый старательный шёпот под бескрайним светлым молчанием!..
Тягуче пел, ныл прямо, что не будет конца этому стаду; что не перестанет оно прибывать – задыхаясь в удушливых газах, исходя воплями вскинутых над потоком кабин, сверкая вытаращенным ужасом зеркал – пока все не собьются в одну неподвижную, остывающую массу, пока там, за кольцом, никого не останется… Вслушиваясь в этот шёпот, очень хотелось верить, что он иллюзорен, ошибочен – настолько тих и незаметен он был поначалу… И хотелось шутнуть что-нибудь по-быстренькому, потом шутнуть ещё и ещё, а там, глядишь, расшутившись себе восвояси, позабыть о странном видении…
Но не шутилось…
И глаза, неотрывно следившие за жестами то одной, то другой машинки, из каждого суетливого молчания раз за разом извлекали ясные, на разные голоса повторяющиеся фразы. «Я лучше всех…», «каждый сам за себя…», «соблюдай дистанцию…», «а что я? я как все…» – отчётливо звучал деловитый шёпот над потоком.
И тогда на миг даже страшно стало. Но не от того, что потоку не предвиделось конца (вот уж чем столицу не испугать, так это входящим потоком (всем ведь известно, что Москва и давно уже превратилась в такую удобную резиновую штучку)) Нет. Показалось, что у потока нет и начала! Что это не шустроглазая нетерпеливая голова, невидимая за поворотом, ведёт всё стадо в просторные богатые поля, а зловонный от многомордого дыхания, слепой чёрными и ничего не выражающими глазами хвост, в который, проделавши полный и безуспешный круг, обратилась нынче она, что это хвост бездумно напирает на впередиидущие спины, но что никто из толпы этого не замечает, что всё равно каждый во что-то верит и зачем-то движется вперёд, распространяя по кругу и без того уже невыносимое давление…