Шипящий напиток беспризорно растекался по одеялу.
– Ну, сексом позаниматься, – как-то даже удивлённо изогнула ладони она. – Ну, как сказать… Вы мне оба нравитесь, и я хочу вам дать это… Ну, чтобы и вы отдохнули от жён, и мне, я надеюсь, помогли бы… Со взаимным интересом.
Она звонко засмеялась, вслед за ней скупо улыбнулся Крамм. Зёма повторил, как эхо:
– Сексом?..
– Ну да! – Она глядела на них ясно и задорно, маленькая радостная сестричка.
Зёма перевёл глаза на друга и судорожно сглотнул сухим ртом. Голова его при этом наклонилась вниз, и Елена это движение, видимо, сочла за знак согласия.
– О! Ну молодцы! Я так рада!
Муж остался стоять, скрестив руки на груди и поглядывая в стороны, а она присела и, положив руки им на колени, затараторила, раскрывая глаза и поигрывая грудями:
– Здесь так сложно найти нормальных партнёров, вы не представляете… Вы только не подумайте, что мы со всеми подряд!.. – вдруг, отчего-то всполошившись, прервалась она. – Вы очень мне нравитесь. Только… Ну только не сразу ведь сейчас, согласны? Я, просто, очень громко кричу… Ну, знаете… А тут дети… Я думаю, тогда… Что нам делать тогда?
Она вопросительно посмотрела на мужа.
– Можно отъехать на лодке, – глядя в сторону, произнёс он.
– Точно! Точно! В поле! – восхитилась Елена. – Это так мило, так просто! Только за что же мне там держаться? А?
Она снова оглянулась на мужа, но в это мгновение Сокóл прыснул от смеха.
– Что? Что такое? – с нежной улыбкой спросила она, погладив его по ноге.
– Я вот что-то представил эту группу: «четверо средь полей»… – смеясь, ответил тот. – Не, ребята, я, честно говоря, пас!
– Как так? – удивилась, в свою очередь, Елена и, так как Сокóл хранил молчание, расстроенно вздохнула. – Жалко! Ты мне так нравишься. Ты – добрый! Ну а ты, ты, Зёма, ты-то поедешь?
Зёма не мог ничего сказать. Язык не слушался.
– Да нет, наверное… – наконец буркнул он, не глядя ей в глаза. – Я тоже чё-то не…
Елену ошарашил этот отказ. Какое-то время она переводила взгляд то на одного, то на другого. Выглядела такой несчастной, что казалось, вот: сейчас заплачет.
– Ну и как хотите… – Она гордо вскинула голову, вскочила и, схватив мужа за руку, пошла прочь, что-то долго выговаривая ему по-немецки. Отойдя уже довольно далеко, она развернулась и топнула ножкой: – А вообще-то, я расстроилась сильно!
Зёма сидел с выпученными глазами. Словно колосок у него где подзастрял.
– Ну а чё ты так? – спросил Сокóл. – Ты ж хотел!
Зёма посмотрел на него как на дебила и ничего не ответил.
А Сокóл и сам позабыл, о чём они говорили перед этим: всё как корова языком слизнула. Собрались и поехали вечерить…
Солнце стояло ещё высоко, шумели плодоносные деревья, беззаботно щебетали птицы, деловитые муравьи чёрной дружной толпою спешили пить быстро сохнувшее на одеяле пиво.
* * *
Вернулись, когда уже начинало темнеть. Зёма поспешил в дом за рыбой и за щепой, а Сокóл отправился разводить костерок.
Он шёл нахмурившись и углубившись в себя. Во всё время рыбалки был молчалив и самоуглублён – пытался вспомнить какое-то простое и радостное объяснение, пришедшее к нему утром. Но оно, как мыло из мокрой ладони, вновь и вновь ускользало из его понимания, застилая мысленный взгляд клубами щиплющей, пузырящейся словесной пены. Самым обидным было то, что он точно это знал! Да что там знал, он умел это чувствовать ещё сегодня утром, когда его первобытный вопль гремел над рекой, когда он сам летел над водой лёгким ветром. Но то ли произошедшие суетливые события, то ли его собственная, неисправимая натура, – что-то мешало чувствовать своё счастье и дальше, растворяло его, как подступавшие сумерки скучным покоем растворяли завершавшийся муравьистый день.
Коптильня располагалась на небольшой полянке, отгороженной от остальной базы высокими густыми зарослями. С одной из сторон, невидимая за деревьями, шелестела река. На полянке стоял старый, но вполне добротный шатёр, были организованы места для кострищ, стояли, собственно, две или три металлических коптильни. Войдя на полянку, Сокóл обнаружил, что одна из коптилок уже занята. Костёр под нею вовсю горел, стол и скамейки были выдвинуты из-под навеса и стояли неподалёку от неё под открытым небом. За столом сидела мужская тень, на столе стояла едва початая бутылка виски, стакан из цветного хрусталя, две тарелки, закуска. При виде бутылки Сокóл испытал знакомое каждому нормальному алкоголику жгучее голодное чувство в груди. У них с Зёмой не оставалось ни капли, в кафе уже не продавали…
– О! Дружище! Привет, – воскликнула тень с сильным шипящим акцентом.