— А, мадам Франсинэ. Алиса, наверное, уже объяснила вам, в чем дело. Может быть, позже вы поможете в мелочах — вытрете рюмки или что-нибудь еще, — но главная ваша задача — присматривать за моими душками, чтобы они не подняли шума. Прелестные песики, но не привыкли быть вместе, да еще и одни, без людей, тут же начинают драться, а для меня непереносима мысль, что Фидо может укусить бедняжку Чау или Медор... — Тут она понизила голос и подошла поближе. — Кроме того, надо особенно следить за Малышкой, это белый шпиц с такими чудесными глазками. Мне кажется, что... момент приближается... и мне бы не хотелось, чтобы Медор или Фидо... вы понимаете меня? Завтра я отправлю ее в наш загородный дом, но до той поры хочу, чтобы за ней как следует присматривали. И притом ума не приложу, куда бы ее определить — как ни крути, только вместе со всеми, в их комнату. Бедная крошка, она такая нежная! Я не расстаюсь с ней всю ночь. Вот увидите: они не доставят вам беспокойства. Наоборот, одно удовольствие смотреть, какие они умные. Время от времени я буду заходить к вам, справляться, как идут дела.
Я тут же поняла, что это не любезность, а предупреждение, но с лица мадам Розэ, измазанного кремом, пахнущим цветами, не сходила улыбка.
— Люсьенна, моя девочка, тоже, конечно, зайдет. Она жить не может без Фидо. Даже спит с ним, представляете... — Но это она уже сказала какому-то воображаемому собеседнику, потому что мгновенно развернулась, вышла, и больше я ее не видала. Алиса, прислонившись к столу, тупо уставилась на меня. Нет, я вообще-то не имею привычки плохо думать о людях, но она уставилась на меня именно тупо.
— Когда праздник-то начинается? — спросила я, вдруг ощутив, что невольно говорю, как мадам Розэ, обращаясь не к человеку, а куда-то вбок, словно задаю вопрос вешалке или дверному косяку.
— Начинается вот-вот, — ответила Алиса, и мсье Родолос, который как раз вошел, стряхивая пылинки с черного костюма, важно кивнул головой.
— Да, как раз время, — подтвердил он, сделав Алисе знак заняться дорогими красивыми серебряными подносами. — Мсье Фрежюс и мсье Бебе уже пришли и просят коктейли.
— Эти всегда приходят пораньше, — вставила Алиса. — Уж конечно, чтобы выпить... Я все объяснила мадам Франсинэ, и мадам Розэ тоже сказала ей, что нужно делать.
— Вот и чудесно. Тогда проводите мадам Франсинэ в комнату. А я приведу собак: хозяин и мсье Бебе играют с ними в гостиной.
— Фидо был в спальне барышни Люсьенны, — напомнила Алиса.
— Да, она сама принесет его мадам Франсинэ. А теперь, не угодно ли пройти...
Так-то вот я и очутилась на старом венском стуле, ровно посередине большущей комнаты, где по полу были разбросаны подстилки, а еще стоял домик с соломенной крышей, точь-в-точь негритянская хижина: построили его по прихоти барышни Люсьенны для ее Фидо, как господин Родолос объяснил мне. Шесть подстилок валялись где попало, и всюду стояли миски с едой и питьем. Единственная электрическая лампочка висела как раз над моей головой и светила очень тускло. На это я пожаловалась господину Родолосу: сказала, что неровен час усну, когда останусь тут одна с собаками.
— Ах нет, не уснете, мадам Франсинэ, — ответил он. — Собаки добрые, но избалованные, они не дадут вам покоя. Подождите минутку.
Когда он закрыл дверь и я осталась сидеть одна посередине этой комнаты, такой странной, пропахшей псиной (чистой псиной, что правда, то правда), со всеми этими подстилками на полу, я сама почувствовала себя как-то странно, будто я сплю и вижу сон — особенно этот желтый свет над головой, и тишина. Конечно, время пролетит быстро, и не так уж тут противно, и все же я ощущала каждую минуту: что-то неладно. Не то плохо, что меня позвали ради этого, заранее не предупредив, — может, странно то, что вообще надобно делать такую работу, — я, во всяком случае, и в самом деле думала, что в этом нет ничего хорошего. Пол был натерт до блеска: сразу видно, что собаки делают свои дела в другом месте — вони никакой, только запах псины, а он не такой уж гадкий, если притерпеться. Хуже всего было сидеть тут одной и ждать, и я почти что обрадовалась, когда вошли барышня Люсьенна с Фидо на руках: то был ужасный мопс (я мопсов терпеть не могу), а потом подоспел и господин Родолос, криками сзывая остальных пятерых собак, — и вот они все собрались в этой комнате. Барышня Люсьенна была такая хорошенькая, вся в белом, с волосами цвета платины до плеч. Она долго целовала и гладила Фидо, не обращая внимания на других собак, которые лакали воду и носились вокруг, а потом поднесла мне собачонку и впервые взглянула на меня.
— Это вы будете присматривать за собаками? — спросила она. Голосок у нее оказался немножко визгливый, но была она красавица, кто станет спорить.
— Я — мадам Франсинэ, к вашим услугам, — сказала я, поклонившись.
— Фидо такой нежный. Возьмите его. Да-да, на руки. Он вас не испачкает, я сама купаю его каждое утро. Повторяю, он очень нежный. Не разрешайте ему общаться с теми. Время от времени давайте воды.
Собачонка сидела спокойно у меня на коленях, и все же мне было немного противно. Огромный дог, весь в черных пятнах, подошел и обнюхал ее, как это принято у собак, и барышня Люсьенна завизжала и дала ему пинка. Мсье Родолос не отходил от двери — видно, привык ко всему.
— Вот видите, видите, — верещала барышня Люсьенна. — Я не желаю, чтобы такое повторилось, и вы не должны этого допускать. Мама ведь все объяснила вам, так или нет? Вы не должны выходить отсюда, пока не закончится вечеринка. А если Фидо станет плохо и он заплачет, постучите в дверь, чтобы вот этот предупредил меня.
Она ушла, так и не бросив на меня почти ни единого взгляда, но прежде снова взяла мопса на руки и зацеловала до того, что у него глаза заслезились. Мсье Родолос еще на секунду задержался.
— Собаки не злые, мадам Франсинэ, — сказал он. — Но на всякий случай, если что-то будет не так, постучите в дверь, я приду. Не переживайте, — добавил он, словно это пришло ему в голову в последний момент, и вышел, осторожно притворив за собою дверь. Я до сих пор спрашиваю себя, не задвинул ли он снаружи засов: тогда я не поддалась искушению пойти проверить, мне ведь от этого стало бы гораздо хуже.
И на самом деле смотреть за собаками оказалось нетрудно. Они не грызлись, и то, что мадам Розэ сказала о Малышке, было неверно: по всей видимости, еще не началось. Разумеется, как только дверь закрылась, я спустила с колен пакостного мопса, чтобы он спокойно возился с остальными. Он был противней всех, вечно задирался, но его не обижали, даже приглашали в игру. То и дело собаки лакали воду или ели великолепное мясо из своих мисок. Не поймите превратно, но я даже почувствовала, что голодна, при виде такого роскошного мяса в этих мисках.
Иногда где-то далеко-далеко слышался смех, и уж не знаю, потому ли, что мне известно было о музыке, которую они собирались устроить (Алиса сказала на кухне), но мне почудилось, будто я слышу пианино, хотя, может, это было в другой квартире. Время тянулось медленно, может, из-за единственной лампочки, что свисала с потолка, такой от нее исходил желтый свет. Четыре собаки вскоре заснули, а Фидо с Фифин (не знаю, Фифин ли то была, но, похоже, она) поиграли немного, покусывая друг дружку за уши, потом налакались воды и вместе улеглись на подстилку. Иногда я вроде бы слышала шаги за дверью и скорей хватала на руки Фидо — неровен час, войдет барышня Люсьенна. Но никто так и не объявился, время шло, и я начала клевать носом на стуле, даже хотела выключить свет и по-настоящему вздремнуть на одной из свободных подстилок.
Не скажу, чтобы я не обрадовалась, когда Алиса пришла за мной. Лицо у Алисы горело: видно, ее очень взволновал праздник и то, как они во всех подробностях обсуждали его на кухне с другими служанками и с мсье Родолосом.
— Мадам Франсинэ, вы просто чудо, — заявила она. — Уж конечно, хозяйка будет просто в восторге и станет звать вас всякий раз, как затеется праздник. Та, что приходила прежде, не смогла утихомирить собак, барышне Люсьенне даже пришлось оставить танцы и самой присматривать за ними. Взгляните только, как они спят!
— Гости уже ушли? — спросила я, чуть смущенная такими похвалами.
— Гости — да, но те, что чувствуют себя как дома, еще на минутку задержались. Выпили все на славу, это я вам точно говорю. Даже хозяин, на что уж он дома никогда не пьет, пришел на кухню такой довольный, шутил с Жинеттой и со мной, похвалил, как мы хорошо подали ужин, и подарил каждой по сотне франков. Думаю, и вам перепадет что-нибудь на чай. Барышня Люсьенна еще танцует со своим женихом, а мсье Бебе с друзьями резвятся: переодеваются в разные костюмы.