Казалось, что от возмущения глаза Аркадия выскочат из орбит. Он даже начал заикаться:
— К-как не д-даю? Я ж телевизор новый только что купил!
— Нехорошо так о любимой женщине говорить, — упрекнул его Любимов, но голос секретаря явно смягчился.
Да и остальные члены комитета были склонны поверить Аркадию. Неожиданно заговорил Немов:
— Я тоже предлагаю пока воздержаться от рекомендации.
На него с удивлением уставились и Бессонов, и Петров.
— Ну, она женщина, с ней все ясно, — брякнул Аркадий, кивая в сторону Лады. — А тебя-то какая муха укусила?
— А та муха, — раздельно сказал Немов, зло взглянув на Петрова, — что вступаешь ты в партию из-за карьеры.
— Докажи, — зашипел Аркадий.
— Помнишь, ты нам как-то с Бессоновым в общежитии байки заправлял, дескать, к черту завод, в науку подаваться надо. Ну и смекнул, что партийный билет в этом деле не помешает.
— Я так не говорил, — быстро сказал Аркадий.
— Не сказал, так подумал. Вон Бессонов подтвердит.
Члены комитета поглядели на Романа. Тот смутился:
— Разговор, вообще-то, был такой. Но это же давно. Может, Петров передумал.
— Да пошутил я, братцы, — запричитал Аркадий.
— Плохие это шутки, — брякнул Немов и снова замолчал.
— Что делать будем? — Любимов обвел глазами комитетчиков. — Непростой вопрос получился... Наверное, действительно рановато Аркадию в партию. Путаницы в голове многовато.
Аркадий выскочил из комнаты, успев погрозить кулаком Немову и Бессонову и прошипел:
— Тоже мне — друзья!
Стали расходиться и остальные члены комитета. Лада сверкнула глазами на мужа.
— Что ж ты — «не знаю, может быть». Вон Женька как отбрил.
Роман опять вздохнул.
— Да неплохой он парень, Аркадий. Может, действительно ему рано. А может быть, вот оттолкнули его, он совсем чудить начнет. Разве мы доброе дело сделали сегодня? Вон Головкин Виктор Иванович как говорит? Надо опираться на доброе в человеке...
— У тебя Головкин, как Иисус Христос, — отмахнулась от мужа Лада.
— Какой Головкин? — заинтересовался Любимов. — Не из литейного?
— Он, — кивнул Роман.
— Постой, постой. Ты же о нем в областной газете писал? Так что он твой крестник. Поздравляю.
— С чем?
— Сегодня мы четырехугольником на него характеристику подписывали. Представили его на Героя.
— Да что ты! — обрадовался Роман. — Сейчас побегу поздравлю.
— Ты что! Ни в коем случае! — испугался Любимов. — А если наверху не утвердят? Пока молчи. А то человека в неудобное положение поставишь.
До приема на парткоме оставалось чуть больше двух недель, и Роман форсировал выполнение своего первого партийного поручения. В подготовке лекции ему помогала Чалова.
— Ты не хватайся за все сразу! — сказала она ему. — Возьми пока один материк, скажем, Африку, где сейчас горячо. И лекцию так назови, без претензий: «У карты Африки».
Ирина Петровна подобрала ему справочники, подшивку еженедельника «За рубежом». Через несколько дней Бессонов принес ей конспект лекции. Ирина Петровна внимательно посмотрела его и одобрила:
— В целом неплохо. Можно, конечно, поглубже проблемы копнуть, но это со временем. Тебе мой совет: на каждую страну веди досье. Появилось новое сообщение или обзор. Ты его в папочку. Понял? И еще, не вздумай лекцию по бумажкам читать, немедленно перестанут слушать. Постарайся начать сразу с каких-нибудь интересных фактов, чтоб внимание приковать. Понял?
Роман благодарно кивнул.
— Где первую лекцию читать будешь?
— В типографии просят.
— Правильно, — согласилась Ирина Петровна. — Аудитория для тебя знакомая, легче будет. Да не робей. Я обязательно приду тебя послушать.
Типографию, действительно, Бессонов выбрал не случайно. Вот уже два месяца по понедельникам и средам он приходил сюда с Демьяновым верстать газету. Налицо были определенные успехи. Роман уже на глазок мог отличить петит от корпуса, знал многие заголовочные шрифты — узкий латинский, наполеон! Познакомился с линотипистками, печатницами и особенно наборщицами, с которыми, собственно, и макетировал полосы. Бойкая сухонькая старушка тетя Поля, рассудительная и спокойная Шура, резкая на язык и умеющая стрелять глазами Нина охотно помогали молодому литсотруднику, что нередко вызывало шутливую ревность Василия Федоровича.
— По-моему, мне в типографии уже делать нечего, — не раз восклицал он, просматривая оттиски сверстанных полос.
Но хотя народ был знакомый, у Романа что-то екнуло, когда он увидел у входа в типографию афишу: «Сегодня. „У карты Африки“, журналист Бессонов. Явка обязательна». Последняя фраза была лишней, поскольку лекция читалась в обеденный перерыв, когда все работники были на месте. Они расположились за длинным столом, аппетитно поедая бутерброды и встретив лектора приветственными возгласами.