Со смехом и остальные напялили маски. Бурля какими-то непонятными словами из-под противогазов, они толкали друг друга от избытка чувств и не сразу услышали новую команду. Не сразу услышали и не сразу поверили своим ушам.
Но Ванечкин повторил:
— Бегом марш!
И сам помчался впереди колонны, легко и свободно, будто не касаясь земли. Сзади тяжело топала рота. Еще обильнее пошел пот. Дышать становилось все труднее. Начало колоть в боку.
Ванечкин уже бежал сбоку, пристально оглядывая каждого. Когда уже казалось, что сил совсем нет и что вот-вот упадешь, сладко растянувшись на подушке из пыли, они услышали долгожданное:
— Стой, раз-два.
Задние по инерции налетали на передних, не в силах сразу затормозить.
— Отставить «газы»!
Бледные лица, широко раскрытые рты, страдальческие гримасы. Глаза клокочут испепеляющим гневом, но никто — ни слова. Слишком оно дорого обходится.
— Шагом марш, — по-отечески сказал старший лейтенант.
Не радуют ни лучи солнца, ни жаворонок, ни ароматные запахи. Рота идет, наглухо закованная в броню негодования, оскорбленная в лучших чувствах. Она не глядит на своего командира и слышать его не хочет.
Немножко начинается оттаивание, когда, достигнув некоей безымянной высоты, Ванечкин перестраивает роту в одну шеренгу и дает команду: «Ложись».
Тяжело громыхнувшись сначала на колени, а потом на живот, все расслабленно замирают.
— Неплохо бы кимарнуть! — появляется мыслишка.
Но, увы, «мучения» продолжаются. Оказывается, противоположную гряду занимает условный противник, который держит под постоянным прицельным обстрелом их родную высоту. Потому поставлена задача — лежа, обязательно лежа, и в кратчайший срок отрыть окопы в полный рост.
— Пока не сделают все, обедать не пойдем, — резюмирует старший лейтенант.
Быстро продемонстрировав, как это делается легко и просто, он возвращает лопату Рожнову и удаляется под тенистые кустики читать книжку. Время от времени Ванечкин возвращается, чтобы подать пару мудрых советов особо нерадивым.
Бессонов легко снимает дерн. Насыпь перед носом постепенно увеличивается, сказывается археологическая выучка, когда копали шурфы. Глубина позволяет усесться на корточки. Можно и оглядеться.
Рожнова не видать совсем, только через каждые две секунды вылетает увесистая куча земли. Зато вещмешок Анохина пока на самом верху.
— Святослав Игоревич, уснули? Без обеда останетесь!
Анохин начинает копать энергичнее. Вот и он садится на корточки, осторожно выглядывая из-за бруствера.
— Хорошо тем, кто полтора метра на коньках и в шляпе, — шипит Светик. — А я когда откопаю в свой рост?
— Ребята, дайте попить! — услышали они хриплый басок Рожнова.
— А твоя фляжка где? — удивился Ромка.
— Пустая, — прохрипел Боб. — Селедка — зараза. В животе булькает, а пить все равно хочется!
— Эх ты, теоретик! — смеется Ромка. — Лови!
— Поживее работайте! — начинает торопить старший лейтенант.
Видно, и в его планы не входит остаться без обеда. Он хвалит Бессонова за идеально отвесные стенки окопчика, снисходительно не замечает хитрости Анохина, стоящего в своем окопе чуть ли не на коленях. Звучит бодрая команда строиться, и рота как на крыльях летит к столовой, куда усталость девалась! Однако сумрачное настроение ребят не проходит. То один, то другой взглянет на командира исподлобья, тая невысказанную обиду.
После обеда — два часа строевой подготовки на плацу. Бесконечные «налево, направо, на караул, кругом». По-прежнему рота держится отчужденно, не слышно обычных шуточек. Даже Рожнов не пристает к старшему лейтенанту со своим постоянным «Я правильно делаю?».
Перед отбоем у палаток появился полковник Кислица.
— Зашел попрощаться. Завтра уезжаю в Москву. Вернусь к сдаче экзаменов.
Ребята кинулись к нему, как к родному. И этого милого интеллигентного человека они еще недавно считали солдафоном? Надо же так ошибаться! Кислица сочувственно кивал головой, когда обиженные наперебой рассказывали ему о печальном эпизоде с газами. А разгоряченный Рожнов даже лег на землю, чтобы продемонстрировать, как чуть не упал во время пробега Анохин, запутавшись в собственных длинных ногах.
— Это аракчеевщина! Не потерпим! — кричал возбужденно Светик.
— Мы прямо предупреждаем — будет «коллективчик», — сказал Родневич.
— Как это? — не понял полковник.
— Коллективное неповиновение, — гордо объяснил Стас. — Он нам — «налево», а мы стоим. «Направо» — опять стоим. Часов двенадцать так простоим, все запляшут! Я знаю, в одной части коллективчик сделали, наутро командира отстранили — поминай как звали.