Рота, бурно рыдая от смеха, подхватила:
Тут уже дружный хохот потряс все подразделение. К счастью, они уже миновали командира полка, который, не разобрав слов, благосклонно отдал честь.
— Вольно! — утирая слезы, крикнул Ванечкин.
У входа в столовую их встретил Родневич.
— Чего это вы такие веселые? — подозрительно спросил Стас.
— А то, что остался ты без работы! — ответил Ромка.
— Как это?
— У нас в твое отсутствие новый запевала родился! — хлопнул он Рожнова по плечу.
— А ведь, правда, неплохо? — скромно сказал Боб.
— Большой театр по тебе плачет.
— Большой не Большой, но не хуже Козина, пожалуй.
— Жалко, что тебя, Боб, с нами на кухне не было, — сказал Стас, когда усаживались за стол.
— Почему? — спросил тот рассеянно, дожидаясь миски со щами.
— Повар очень щедрый попался. Ешьте, говорит, ребята, мяса, сколько хотите! Ну, я, конечно, навалился...
Рожнов огорчился:
— Так взял бы на мою долю.
— Из кухни нельзя выносить.
— А что ты вообще там делал?
— Картошку чистил! — гордо ответил Стас.
— Ты, говорил, не умеешь? — удивился Ромка.
— Она же молодая. Мы ее слегка ножичком чирк-чирк и в воду — бах.
— Значит, чирк-чирк? Не буду есть! — заупрямился Боб.
— Что ты переживаешь? — успокаивал его Стас. — На целине мы знаешь какую картошку ели? С черной водой. А здесь в баке варят, при полной герметизации. Никакой инфекции. Если где и червяк попадется, так опять-таки мясо!
Оскорбленный Боб под общий смех демонстративно встал из-за стола, прошел в буфет, купил банку сгущенного молока, а также белый батон и уничтожил все это, компенсировав недополученные калории.
Странное дело. Нагрузки день ото дня старший лейтенант все увеличивал, а переносились они все легче. Ходили строем четко, в ногу. Сказывались занятия по строевой подготовке. Позади — сдача нормы на полосе препятствий, по плаванию, марш-бросок. Никто не ныл. Лишь Анохин совсем осунулся, его глаза ушли куда-то внутрь и всегда были тоскующими. Однако он проявлял характер и от мяса стойко отказывался.
— Ешь лучше! — рычал на него Рожнов. — А то из-за твоей тоски у меня мясо в глотку не идет.
Потом приняли компромиссное решение: Боб по-прежнему поедал порцию Светика, но взамен покупал ему сгущенку.
Ванечкину удалось вызвать соревновательный азарт у подчиненных.
— Ну, эту высоту вам бегом не осилить! — говорил он, посмеиваясь.
— Сможем! — отвечала сотня глоток.
И осиливали. А потом с песней проходили через соседнюю деревню — ладные, веселые, в лихо заломленных пилотках, нравясь самим себе. А что уж говорить об окружающих! Старушки плакали, дети визжали от восторга, а девушки просто падали. Так, во всяком случае, авторитетно заявлял Боб.
Подошел день присяги. Накануне была экскурсия в музей боевой славы части. Осматривали боевое оружие, фотографии тех лет.
— Наша дивизия формировалась как ополченческая, — рассказывал им экскурсовод, ветеран в военной форме. — В дни обороны Москвы. Была названа коммунистической потому, что все, кто в нее входил — рабочие, инженеры, ученые, писатели, артисты, — все были коммунистами. Оружие, команды освоили буквально в несколько дней. Ведь времени не было — гитлеровцы пробивались к Москве. Первые боевые действия дивизии совпали с началом мощного контрнаступления наших войск. Примечательно, и этим мы всегда гордимся, что наша дивизия только наступала. С первого и до последнего дня, когда разгромила группировку врага в Пруссии.
— Вот наши Герои Советского Союза. Эти две девушки с косичками — пулеметчицы. Каждая уничтожила более трехсот фашистов. Это — наш знаменитый снайпер. Это — командир противотанкового орудия.
Ребята остановились у горки, где хранилось выцветшее, буроватое от дыхания войны, простреленное во многих местах знамя.
— Оно имеет славную историю, — продолжал свой рассказ экскурсовод. — Это было весной сорок пятого. Наши войска уже под Берлином, а здесь, в Пруссии, ожесточение боев все возрастает. На каждом шагу бетонированные укрепления, до отказа набитые боевой техникой. Соседней дивизии удалось пробить брешь в обороне, надо развивать наступление, а наш третий полк застопорился.
Семь раз поднимались в атаку и снова откатывались назад, не выдержав огневого шквала. Приказы, один суровее другого, поступают в дивизию — «Во что бы то ни стало сломить сопротивление, смять врага, иначе под угрозой наступление по всему фронту». Командир дивизии вызывает ночью командира полка.