Директор вместе с Зотовым сели в зеленый «газик», стоявший у конторы, и покатили вперед. «ЗИЛ» осторожно двинулся следом. За деревней свернули на проселок.
Старцев почему-то вздохнул, когда деревня скрылась из виду. У реки машины остановились.
— Все, приехали! — закричал директор. — Дальше пешком. Речка мелкая, вброд перейдем. А на том берегу и расположитесь.
Когда вышли на противоположный низкий берег, окружили директора.
— Луга заливные, — объяснял он. — Косилки не идут. Вот мы и решили обратиться к вам за помощью. Палатки лучше поставить вон там, у леска. Там повыше и посуше. Комарья не так много. Сейчас косы и вилы подвезут, — продолжал он. — Значит, будете косить и копенки ставить. А потом на лошадях заберем.
— Вы лучше нам сейчас с десяток лошадей дайте, — неожиданно прервал его Ромка.
— Зачем? — удивился директор.
— А мы волокуши сделаем и вместо копенок вам пару приличных стогов поставим, центнеров на восемьдесят, — рассудительно ответил Ромка. — Ведь копенки — что? Дождь пойдет, и вместо сена — один мусор. А стог никакая непогода не возьмет. А зимой можно будет на машинах вывезти.
— Слушай, идея, — обрадовался директор. — И где это ты такому научился?
— На целине, — скромно, но с достоинством сказал Ромка.
— Видишь, какие у меня стажеры? — не преминул похвастаться Зотов. — Целинники!
— Все могем! — подхватил Светик. — Раззудись плечо, размахнись рука! Правильно, Роман Палыч?
— Правильно, Святослав Игоревич!
— Так я мигом на конюшню, договорюсь на завтра насчет лошадей и заодно насчет обеда распоряжусь, — засуетился директор. — Но быстро не ждите. Начинайте косить, как только косы прибудут.
— Пока суд да дело, — сказал Зотов, — мы палатки поставим.
— Ну, валяйте, — согласился директор и потопал через речку к своему «газику».
Пока располагались, подкатила подвода, а на ней тридцать кос и тридцать вил.
По совету Бессонова, Зотов разбил взвод на два отряда. Решили пойти навстречу друг другу с разных концов луга, широкой полосой — в пятнадцать метров.
Неожиданно оробел обычно столь самоуверенный Рожнов.
— Ром, может, я покашеварю? — сказал он тихо Бессонову.
— Еще чего! Командир должен быть впереди. Сам же говорил.
— Так я эту штуковину, — Боб выразительно показал глазами на косу, которую держал осторожно, двумя пальцами, — можно сказать, первый раз вижу, так сказать, в натуральном выражении.
— Ну и что? — не согласился Ромка. — Все когда-то первый раз начинали.
— Вон и ребята, — Ромка кивнул на сбившихся в кучку солдат, — многие впервые косить будут.
— Так ведь на смех поднимут!
— За то, что учишься? Никогда. А вот если отлынивать будешь, то уж точно не простят. Не робей, пойдешь за мной. Вон Родневич уже свой отряд выставил.
— Ребята, стройся за мной по диагонали, — громко скомандовал Ромка. — Пошире, чтобы кого не задеть. И помните — давить надо «пяткой». Знаете, где у косы «пятка»? Точно — в том месте, где она к рукоятке крепится. Так вот, «пятка» должна вплотную к земле идти, а само лезвие под углом чуть вверх. Тогда коса не будет в землю втыкаться. Понятно?
Бессонов энергично сделал несколько махов. Сочная трава с хрустом ложилась, оставляя дорожку.
— Рожнов, теперь ты пошел. Спокойнее. Расслабься. Шире мах! Так, пошел следующий.
С Родневичем они встретились точно на середине луга. Покурили, пока подходила вся цепочка, и, развернувшись, пошли в обратном направлении.
— Ребятки, обедать! — послышался от палаток часа через два женский грудной голос.
Уже давно были сброшены гимнастерки. Не выдержал даже лейтенант. Разгоряченные, словно после бани, бросились к реке, ополоснулись холодной водой и чинно пошли туда, откуда слышался призыв и откуда аппетитно пахло борщом. У палаток их встретил директор.
— Молодцы, ребята! — гудел он радостно. — Больше половины отмахали!
— Надо, чтобы часть ребят после обеда валки стали переворачивать, — заметил Родневич. — Чтоб сено как следует провеялось.
— Гляди-тко, — весело подмигнул директор Зотову. — И это знаете?!
Пока обсуждали план дальнейших работ, Рожнов уже начал снимать пробу, повергая краснощекую повариху в священный трепет своей кулинарной терминологией.
— И что ты, Боб, в историки подался? — заметил наблюдавший за ним ехидный Светик. — Твое место там, где труднее — в кресле директора ресторана.