— Ничего, ничего! Когда очередь дойдет до тебя, наука скумекает, как их рожать по заказу.
— Заказывают-то двое! — она все-таки слегка покраснела, и Вильгельм Кон не может скрыть своего удовлетворения этим фактом.
Девушка сует ему газеты под скрюченную левую руку.
— Привет, до завтра! Идите в дом, согрейтесь!
Но Вильгельм Кон еще долго не отходит от калитки, наблюдает, как она толкает свой велосипед вверх по крутому склону холма.
На вершине она поворачивается и машет ему рукой.
А старик машет в ответ газетами.
На этом утро, которое он всегда ждет с таким нетерпением, заканчивается.
Зимой кухня — это второе убежище Вильгельма. В ней тепло, просторно; войдя, он принюхивается: ага, гороховая похлебка с мясом. Этот запах смешивается с запахом кофе, большую чашку которого Лена Кон сразу ставит на стол. Отхлебывая понемногу, он пробегает глазами сообщения в траурных рамках.
— Кто-нибудь из знакомых? — спрашивает Лена.
Он мотает головой. С каждым годом все меньше шансов найти фамилию знакомого. Кто из друзей молодости еще остался в живых? Через несколько минут он громко смеется:
— Нет, ты послушай! «Сбежало десять телок. Нашедших вернуть в кооператив «Красная заря».
Они смеются. Потом Вильгельм раскуривает трубку, и Лена знает, что за обедом он будет внимательно читать одну статью за другой, не пропуская ни строчки. Она садится перед очагом лущить горох. Стук падающих в кастрюлю сухих горошин, треск переворачиваемых газетных листов. И вдруг Лена поднимает глаза. Сегодня что-то не так, как обычно. Вильгельм сидит, уставившись в пространство. Трубка, кажется, потухла.
Лена не обеспокоена. В последнее время старик иногда засыпает с открытыми глазами. Это предвестие большого сна, который скоро придет за ним. Но на сей раз она ошибается. Вильгельм Кон бодр, как уже давно не был. Но сейчас он в пути, и дорога эта длиной в тридцать лет. Статья называлась необычно: «Красные гвоздики в декабре». А фото — похожее на многие другие. Мальчики и девочки в пионерской форме достают что-то из небольшого ящика. Дочитав статью до половины, Вильгельм Кон узнал, что в этих пачках был хлопок. И еще письмо от М. С. Переходкина.
Он не сразу обратил внимание на фамилию, его внимание приковали другие слова:
«…я был в разведке вблизи вашей деревни Мергентин, там меня ранило. Меня нашел и выходил немецкий крестьянин. А через три дня в деревню вошли части нашей армии. Мне не жить бы сегодня, не найди меня тогда этот крестьянин. Я не знаю, как его зовут. Может, он еще жив. Тогда найдите его и поблагодарите от моего имени. И передайте ему горсть хлопка из колхоза, в котором я председательствую…»
«Меня спас немецкий крестьянин…»
…В то утро три семьи из Нижней Померании, прожившие два месяца в подвалах разбомбленных домов, тащились по дороге на юго-запад. Пал Штеттин — последняя крепость, последний оплот фашистов в этом районе. Страх гнал людей все дальше.
Он целиком овладел и Леной, которая совсем потеряла голову. Всю ночь они с мужем провели в подвале, тесно прижавшись друг к другу, а со стороны леса доносился гул канонады. С рассветом наступило затишье.
И тут перед их подворьем остановилась телега с беженцами из Померании. Лена стояла по правую, Вильгельм — по левую сторону от ворот. Потом они смотрели вслед удалявшейся в сторону холма телеге. С того момента, как он сказал беженцам: «Нет!» — они не произнесли ни слова. Собираясь уходить, она бросила зло:
— Доведешь ты нас до беды своим упрямством!
— Хочешь, уезжай вместе с родителями. Я останусь здесь.
Она широко раскрыла глаза:
— Ты что же, совсем не боишься?
— Нет.
Не с удивлением, а с ненавистью она процедила сквозь зубы:
— Конечно! Ты ведь не женщина. А с калекой кто станет связываться!
С брезгливостью взглянула на его левую руку, бросилась к дому. На пороге остановилась, всхлипнула.
— Как будто мне легко!
Вильгельму Кону показалось даже, что слух изменил ему: она при нем лишь однажды всхлипнула, — когда пришло известие о гибели Вернера.
Пошел в сарай, где были сложены мешки с семенным картофелем. С помощью ременного рычага сгрузил один за другим на бестарку. Руки привычно делали механическую работу, а сам он думал о Лене. Вот уже двадцать три года она его жена, но никогда не была его до конца. Вот матерью она была настоящей: смотрела на детей с любовью, говорила негромко, словно поглаживала. Он знал почему. Она его стыдилась, и не скрывала этого. А замуж она, старшая из четырнадцати детей поденщика Витткоппа, вышла за него потому, что, по ее понятиям, он, владелец десяти гектаров земли, был богатеем.