— Вода… Вода… гут… — приговаривал он, поливая руку Вильгельма…
— Принеси кувшин! — сказал Вильгельм Кон Лене, приблизившейся к нему.
— Для этого?.. Этот и так хорош будет, сам дойдет, — голос ее звучал резко.
Вильгельм пошел к телеге, достал термос с остатками ячменного кофе, подошел к раненому и опустился на колени. Сил левой руки хватило, чтобы приподнять ему голову. И все же половина жидкости пролилась мимо рта на воротничок застиранной гимнастерки. Несколько секунд раненый смотрел на Вильгельма Кона живыми, внимательными глазами, словно испытывая. Вильгельм испугался: у него глаза Вернера. Такие же голубые с веночками темно-серых точечек вокруг зрачков.
Он подсунул руку под правое предплечье мужчины.
— Комм! — и кивнул головой в сторону телеги.
Раненый понял, привстал, опираясь о Вильгельма и, сделав несколько шагов, страшно застонал и упал без сознания. Вильгельм едва устоял на ногах. Он поволок раненого по земле, но быстро выбился из сил и долго откашливался. Вот если бы Лена помогла!.. Тут он услышал ее злой голос:
— Брось его, где лежит, не то будешь добираться домой пешком!
Вильгельм видел, что она уже берет в руки кнут.
— У него глаза Вернера, — сказал он тихо.
— Ну и что? Он русский, — сейчас ее голос звучал не так резко.
Вильгельм поднял голову, взглянул на нее:
— Да, человек.
Взгляд ее сделался неуверенным. Она опустила глаза и слезла с телеги. Но помочь ему еще не помогала. Вильгельм крепко обхватил раненого за пояс и сделал вместе с ним несколько шагов, но потом поскользнулся и чуть не упал на скользкой глинистой почве дороги. В этот миг Лена, наконец, отошла от телеги и подхватила раненого с другой стороны. Вильгельм перевел дыхание.
— Возьми его за ноги, — сказал он, когда они подошли к телеге.
Они вместе уложили его и укрыли пустыми мешками.
И снова они молча сидели рядом, но это было уже не то молчание, что утром. При мысли о чужом человеке, лежавшем за их спинами, их утренняя ссора как-то поблекла.
— Если его найдут наши, они от дома камня не оставят. А нас, думаешь, пожалеют? — тихо, словно размышляя вслух, проговорила Лена. — Разве не посадили Марту Вайхерт только за то, что она разрешила своему военнопленному есть с ними за одним столом?
— Они его не найдут. Спрячем в твоем укрытии.
— А я?.. — вскрикнула она с отчаянием.
Вильгельм Кон понял ее. И даже хотел сказать ей об этом, но почувствовал, что она снова ускользает от него, становится чужой.
За несколько метров до ворот она спрыгнула с телеги, открыла ворота, а потом и двери сарая и пошла к дому.
— Принеси горячей воды и бинты! — крикнул он ей вслед.
Распряг бурого, отвел его в стойло. Когда он вернулся оттуда в темный сарай, Лена еще не подошла. И теперь уже не подойдет, он это знал.
На телеге раненый беспокойно переворачивался с боку на бок, произнося какие-то слова на непонятном для Вильгельма языке. Вильгельм Кон тяжело вздохнул. Расправив плечи, пошел к дому. Услышал, как Лена с шумом переставляет посуду, готовя похлебку для свиней. У самого очага сидел отец и вполголоса читал вслух библию: «И будут в эти дни люди искать смерть и не найдут, будут стремиться умереть, но смерть будет бежать от них…»
— Отец! — Вильгельм осторожно коснулся его плеча. — Отец, ты не мог бы перевязать человека?
— Почему я? — удивился старик и позвал Лену.
Она сразу появилась в проеме двери:
— Это русский! — выдавила она из себя.
Старик медленно поднялся. Его серые брови сошлись у переносицы:
— То, что ты сделаешь для самого сирого и убогого, ты сделаешь для меня — разве не так учит нас господь бог?
Какое-то мгновение она стояла перед обоими с видом школьницы, которую отругал учитель. А потом тряхнула головой.
— Вы не знаете, что творите. А эти придут и возьмут все: и меня, и наше добро, и нашу землю… И я должна помогать ихнему?..
— Молчи! — крикнул не нее отец. — Исполни свой долг христианки…
Под его присмотром Лена сделала все необходимое: вымыла раненого, перебинтовала рану и помогла протащить его по узкому, в метр шириной, лазу, в угол сарая, где под горой соломы было устроено укрытие: матрас, постельное белье и разная снедь в пузатых горшках. Но делала она это с таким видом, что Вильгельм, глядя на нее, пугался. В молодости он видел однажды на ярмарке, как работает гипнотизер. Те, кого он вызывал на сцену, хохотали, курили и дрались по его желанию. Зрители, сидевшие рядом с Вильгельмом, веселились от души, но в нем возникло безотчетное чувство ужаса. Это же чувство овладело им и сейчас, и он ничего не мог с этим поделать. И причиной тому был не только вид Лены, но и артиллерийская канонада, звуки которой, то более далекие, то совсем близкие, уже не утихали.