— Простите, товарищ народный комиссар, никакие мы не депутаты… Мы просто студенты института имени Баумана, — говорил я, запинаясь от волнения, — нас выселили из комнат. Нам негде жить. Просим вас помочь нам закончить институт без помех. День целый ходили по учреждениям и ничего не добились.
— Почему вас выселяют? — озабоченно спросил Орджоникидзе, усаживаясь за свой стол и предлагая нам сесть напротив.
Анатолий стал рассказывать все обстоятельства, а я искоса смотрел на открытый лоб Орджоникидзе с упавшей на него черной прядью волос и почему-то подумал, что этот человек нам поможет.
Он поинтересовался, как мы учимся, чем занимались до института и, поправив пушистые усы, спросил:.
— Телефон и фамилию знаете, кто вас выселяет?
— Пожалуйста, — встрепенулись мы.
Орджоникидзе набрал номер телефона и, к счастью, застал на месте председателя правления жилищного кооператива.
— Послушайте, товарищ Крылов, — сказал он с еле заметным грузинским акцентом, — у меня здесь сидят два студента института имени Баумана. Они жалуются, что вы их выселяете из кооперативного дома. Я понимаю, что члены кооператива имеют полное право на это жилье. Но я прошу вас, нельзя ли что-нибудь сделать, чтобы дать им спокойно доучиться. Подумайте хорошенько, посоветуйтесь со своими членами правления. Если не в этом доме, то предоставьте им место для жилья в другом. Но выселять бывших участников гражданской войны, нынешних студентов, по-моему, не совсем удобно. О вашем решении сообщите мне завтра.
Положив трубку, нарком позвал секретаря и попросил его подать чай.
Через несколько минут в кабинет вошла женщина в белом халате с подносом, на котором было три стакана крепкого чая с лимоном, разные бутерброды и бисквитные пирожные. Хозяин не притронулся к закуске, а нам раза два напомнил, чтобы мы не стеснялись и ели досыта. Нарком, помешивая ложечкой в своем стакане, время от времени прихлебывал чай и расспрашивал о жизни студентов, как мы питаемся, одеваемся и обуваемся.
Когда речь зашла об учебниках, Анатолий вынул из бокового кармана логарифмическую линейку, которую на наш запрос выслала ленинградская фабрика, и, показав ее наркому, сказал:
— Хоть и кривобокая, но помогает… Одна на всю группу. И то хорошо. Плохо и со справочником «Металлист». Еще хуже со справочниками «Хютте». Вот мы с ним, — указал он на меня, — два тома купили на Сухаревском рынке, а на третий и четвертый силенки не хватило.
На лбу у Серго прорезались ломаные линии, вздернулся чисто выбритый подбородок с ямочкой. На листке настольного календаря нарком что-то записал. Затем, откинувшись на спинку кресла, посмотрел на нас и спросил:
— Вы что, уже наелись?
Хотя мы были голодные, но, съев по два бутерброда, постеснялись что-то еще взять с подноса, где было много всякой закуски.
— Спасибо, товарищ нарком. Мы… в самом деле подкрепились. Спасибо вам за все.
— Нет, постойте. У нас на Кавказе так не делают, — произнес он, вставая из-за стола. — Хозяин должен накормить гостей досыта. А я вижу, вы уходите голодные. Но я строго соблюдаю кавказский обычай и прошу вас все, что не доели, забрать с собой.
Пришла буфетчица и, завернув бутерброды и пирожные, передала нам.
— Вот теперь можете идти, — сказал нарком, пожимая нам на прощание руки.
На следующий день жилищно-кооперативное правление приняло решение оставить нас в прежних комнатах.
После окончания института я был назначен куратором двух заводов, входивших в систему Спецмаштреста, где управляющим был Константин Августович Нейман.
Вскоре мы принимали изготовленное одним из заводов первое отечественное магнето СК, названное в честь Сергея Кирова. Руководство треста, опробовав магнето на двигателе внутреннего сгорания, решило показать его Орджоникидзе.
Мне, как куратору этого завода, надо было при этом присутствовать, но я стеснялся встречаться с Орджоникидзе. Надвинув поглубже на глаза шляпу, старался быть незамеченным, боясь, что он меня в шутку назовет «Депутатом» и сконфузит перед всеми. Но этого не случилось. Нарком не узнал меня или сделал вид, что никогда не встречался со мной. Испытания прошли успешно.
Через два дня я читал приказ по Спецмаштресту о награждении ценными подарками работников завода за создание отечественного магнето и нового образца двигателя внутреннего сгорания.
Месяца через три в тресте вновь вернулись к вопросу о магнето. Выяснилось, что они работают от двух до шестидесяти часов и останавливаются. Из-за некачественного магнето срывается выпуск новых двигателей.