Утром, после завтрака, ребят повезли на завод, на экскурсию. Завод дымил огромными трубами. Все здания черны, точно вымазаны сажей.
Вошли в механический цех. Ровно гудели станки. Токари внимательно следили за работой станка, лишь изредка бросая взгляд на ребят. Работали женщины, старики, подростки.
В кузнечном цехе молот бил по огненной заготовке. Кузнец, в грубом фартуке, в темных очках, держал огромными клещами раскаленный металл. От громовых ударов молота сотрясались станы.
В огромном цехе прокатывали сталь. Как огненные питоны, ползли в валках заготовки. У станов орудовали вальцовщики. Вот заготовка вытягивается, извивается… Грохот невообразимый. Володя жмется к мастеру. Ребята тоже сгрудились, вздрагивают…
В литейке краны ползали, как гигантские пауки. Жарища страшная. Искры снопами летели под потолок. От яркого света болели глаза. И такое чувство, что вот-вот печь не выдержит напора огня, взорвется…
Сталевар, заглядывая в печь, подносит к глазам синее стекло, чтобы защитить глаза от ослепительного огня, металл клокочет. Ребята шарахались в сторону, просились на улицу.
Володя Корягин и после экскурсии не переменил решения. «Опасная профессия сталевара, — думал он. — Токарем работать лучше».
В тот же день всех ребят построили около общежития. В сталевары отбирали самых крепких. Первым комплектовал свою группу мастер производственного обучения А. И. Маруськов. Он строгим, оценивающим взглядом смотрел на учащихся; у тех, кто подходил по физическим данным и по результатам медосмотра, спрашивал:
— Фамилия?
Учащийся называл фамилию и становился в строй напротив.
Отобрали человек двадцать, когда Маруськов подошел к Володе, спросил фамилию. Володя сделал три шага вперед и повернулся лицом к шеренге, где он только что стоял.
— Выходит, мы будем сталеварами, — проговорил стоящий рядом с Володей парень.
Кто-то бросил:
— Пропали, братцы…
— Это не картошку на костре печь…
— Не бойтесь, ребята, научимся!
— Разговорчики! — прикрикнул мастер. — Подравнять носочки! Кру-гом! В класс, шагом марш!
Тридцать будущих сталеваров собрались в классе.
Маруськов рассказывал о заводе, о профессии сталевара…
Теперь он казался Володе не таким строгим, скорее — добрым.
Шли дни, месяцы…
Володя начал привыкать к заводу, к печи. До обеда теория, после обеда — практика. Руководил практикой А. И. Маруськов. Он становился к печи, учил, как заваливать шихту, отличать легирующие элементы… Все казалось просто, ясно. Но как только Володя брал лопату и начинал работать, получалось не так, как надо.
От природы наблюдательный, сметливый, остроглазый, Володя Корягин прислушивался к каждому слову мастера, невольно подражал ему в жестах, приемах работы и скоро почувствовал, что кое-чему выучился. Главное — стал привыкать к печи.
— Маруськов учил нас не только мастерству плавки, — с чувством глубокого уважения к учителю говорил Владимир Иванович. — Он был нам вторым отцом, заботился о нас, звал «сынки». «Ну, сынок, как твои дела? Не скучаешь по дому? Привыкай…»
Привыкать было нелегко. Так хотелось в деревню! Мать и братишки каждую ночь снились.
К весне участились случаи побегов.
— Айда, братцы, домой! Весна наступает… То ли дело дома… Мать картошки наварит — ешь от пуза…
Беглецов возвращали. Таких ожидало самое страшное — обсуждение на комсомольском собрании.
Но постепенно ребята втянулись в учебу и в работу. После сдачи экзаменов всех отпустили на два дня домой. Володя ехал на побывку и чувствовал себя взрослым, самостоятельным.
От станции шел пешком. Конец мая выдался ведренным. Вспаханная земля дышала влажным теплом и тем пряным запахом, который всегда волнует сердце человека, выросшего в деревне.
Как только Володя появился на пороге родного дома, мать всплеснула руками, прослезилась. Братья окружили старшего, по очереди примеряли его фуражку.
Вечером парень отправился в клуб. Гармошка заливалась знакомым веселым звоном. Володю окружили ребята, расспрашивали о городе…
По возвращении в цех Володя плавил первую плавку.
— Это было в самом конце мая, — вспоминает Корягин, — в сорок четвертом году. Я стал подручным сталевара. Учился хорошо, многое знал и умел делать, а все-таки была неловкость, скованность в движениях… Однажды поехали с подручным заготавливать хром. И сколько ни бился — не мог отличить хром от других легирующих. Разозлился сам на себя. Порою даже думалось: «Не быть мне хорошим сталеваром…» Но потом, когда пошла плавка, сталевар только жестами подсказывал, а мы, подручные, горячились, метались у печи, забывая все сомнения. Надо было действовать, раздумывать некогда… «Спокойно, ребята», — сдерживал нас Василий Васильевич Листков и поправлял наши ошибки.