Понимая это, Елена Михайловна очень любила свой пятый класс, со всеми шалунами включительно. Особенно хорош был староста — серьезный и хозяйственный мальчуган Лазарь Вазиков; это взрослое имя удивительно не шло к нему, самому маленькому в классе, и ребята звали его уменьшительно-ласково — Лазик, образовав одно слово из двух. У Лазика было тонкое лицо, громадные черные глаза с длинными изогнутыми ресницами и нежная улыбка. Товарищи относились к нему несколько покровительственно, но с уважением. Когда в зимние каникулы пятому классу дали один билет на елку в Лужники, все единогласно решили отдать его Лазику. Учился он очень прилежно и огорчался, если получал вместо пятерки четверку. Елена Михайловна помнит первую контрольную работу по английскому языку, когда Лазик вдруг горько и безутешно заплакал и никак не хотел сказать, что случилось.
Наконец, его сосед пояснил с мрачным сочувствием:
— Позабыл, как «рэ» пишется…
Елене Михайловне, как школьнице, ужасно захотелось подсказать, но она взяла себя в руки и шепнула Лазику:
— Сейчас вспомнишь. Бодрись, староста! Если ты будешь плакать, что же останется делать девочкам? Ведь они берут пример со своего начальника! Будь мужчиной!
Лазик, решив быть мужчиной, судорожно всхлипнул, в последний раз вытер слезы и, прерывисто вздохнув, опять принялся за работу.
Но сегодня, как и все последнее время, Елена Михайловна думала не о Лазике. Да, вот и кончается учебный год. Теперь она проведет последнее, заключительное собрание…
А все-таки Петухов победил ее!
Это случилось вскоре после октябрьских праздников.
Урок английского языка приближался к концу. Тишина на какие-то секунды совсем замерла от резко прозвучавшего звонка и рассыпалась топотом детских ног, грохотом парт, возгласами и смехом нетерпеливых ребятишек. Елена Михайловна медленно закрыла журнал и, как обычно, перед уходом на перемену еще раз окинула взглядом свой пятый «б»: все ли в порядке? Петя Лебедев открывал форточку, Галя Еремеева надраивала доску влажной тряпкой, Лазик отправлял всех в коридор. Однако каждый считал своим долгом остановиться хоть на секунду около классной руководительницы.
— Елена Михайловна, а я тетрадку забыла. Можно завтра сдать?
— Елена Михайловна, а вы меня спросите? Я хочу тройку исправить!
— Ой, Елена Михайловна, а чего Терехин толкается!
— Можно я с Григорьевой сяду? Ведь мы с ней всю жизнь дружим!
Отвечая одновременно на десятки вопросов, поправляя чей-то воротничок, принимая чью-то забытую в классе тетрадку, Елена Михайловна мысленно уже готовилась к следующему уроку. Только учитель может делать столько дел сразу!
Возле учительской Елену Михайловну остановила полная красивая женщина с огромными серьгами в ушах, одетая несколько кричаще.
— Извините… Вы пятый «б» учите? Вот я мальчика привела. Директор к вам направил. Игорек, поди сюда!
Только тут Елена Михайловна заметила рослого конопатого парня в школьном кителе, с безразличным видом подпиравшего стенку. Видимо, это и был Игорек, так как в ответ на слова матери он вздохнул и медленно направился к ней.
— Сколько же ему лет? — удивилась Елена Михайловна.
— Пятнадцатый… Он болел много. Менингитом. Потом на второй год оставался. В вечернюю не берут: он ведь не работает. Нервный такой — ужас! Любит, чтобы все только по его было, если что не так — сразу распсихуется. Вот и потрафляю. Он ведь один у меня… — Женщина вытерла глаза платочком. — Только и живу для него, ничего не заставляю делать, лишь бы учился.
Между тем Игорек, словно речь шла не о нем, лениво разглядывал издали стенд с кубками — спортивными призами школы.
— А врачи разрешают ему учиться? — осторожно поинтересовалась Елена Михайловна.
— Да, конечно, он уже совсем здоров. Только нервы… А так он все может: на лыжах катается, в футбол играет, выпиливает немного, рисует. Вы уж, пожалуйста… Отойди, Игорек.
Женщина снова вытерла глаза и зашептала:
— Я вас очень прошу — помягче с ним… Он любит, когда по-хорошему. А во второй школе так нечутко подошли, за какую-то драку исключили… Вы уж ему не поминайте, словно не знаете.