И все же в самом конце раунда, сам не понимая, как это могло произойти, забыв обо всем, подчиняясь исключительно тактической необходимости, он автоматически встретил бросившегося без всякой защиты в атаку противника коронной серией из коротких ударов, привычно завершив ее точным кроссом справа по челюсти — совсем осмелел паренек! — и одновременно с уткнувшейся в цель перчаткой вдруг ощутил, что руку, точно раскаленным железом прожгло.
«Вот оно как!..» — невольно прижимая ее к себе, казалось, разлетевшуюся вдребезги, с досадой подумал он; вспомнил, как противился его участию в этом первенстве Дубцов, считавший, что еще рановато вылезать им на большой ринг, что нужно как следует набраться сил самому, дать до конца окрепнуть пострадавшей руке, как, полный нетерпения, обманывал тренера, уверяя, что чувствует себя превосходно, а контуженная рука разработалась настолько, что порой даже не верится, будто она была когда-то неполноценной. И вот…
Спохватившись, Артем опустил плетью повисшую руку, всем своим видом показывая, что ничего худого с ним не произошло, хотя больная рука повисла плетью. Пристально взглянул на противника: тот поднимался с пола; однако поднимался не обескураженный неудачей, не напуганный ею, как некоторые, а с решимостью человека, совершившего ошибку, но теперь понявшего ее и готового довести начатое дело до конца. И Артем впервые почувствовал, что его охватывает страх.
Он беспокойно взглянул на замершего с поднятой над головой рукою и недоуменно уставившегося в его сторону рефери, понял, что тот не может из-за него открыть счета и, забывая обо всем, хотел броситься в дальний угол ринга. Но в самый последний момент застыл, видя, как резко вставший с секундантского табурета Дубцов решительно сорвал с плеча полотенце, которым обмахивал его, Артема, во время минутного перерыва, и что-то беззвучно из-за рева зала крича, широко размахнулся и швырнул его.
Белой птицей мелькнув в голубоватом от света юпитеров воздухе, полотенце полуразвернулось в полете и криво распласталось на испачканной канифольной пылью брезентовой покрышке ринга.
Шум зрителей, будто отсеченный, оборвался, и в зале наступила немыслимая секунду назад тишина.
— Да что вы делаете?! — острее боли испытывая стыд, задыхаясь, крикнул Артем. — Зачем?!
— А затем, — твердо ответил Дубцов, зычный голос его в тишине звучал отчетливо. — А затем, что ну ясно думать о будущем! Чтоб это первенство не стало в твоей жизни последним, ясно?! — И властно приказал растерянному рефери, качнув головой в сторону уже готового продолжать поединок противника:
— Объявите его победителем ввиду моего, — он выделил «моего», — отказа от продолжения боя.
И когда недоумевающий рефери, бросив взгляд на главного судью, на Дубцова и снова на главного судью, выполнил приказ, Дубцов, наступив на нижний канат ринга и приготовившись оттянуть рукой вверх средний, кивнул Артему:
— А теперь пожми победителю руку и выходи. — И задумчиво добавил, по-видимому отвечая собственным мыслям: — Что ж, начнем все сначала!..
Клаус-Дитер ЛЁТЦКЕ
Зимпель — человек неблагодарный. Радовался бы, что у него такой замечательный сосед.
Сосед Зимпеля гений-универсал. Он умеет чинить телевизоры. У кого какая беда с машиной, обращается прямо к соседу Зимпеля. Тот в мгновение ока все починит. Автомобилисты в нем прямо души не чают и никогда не скупятся при расчете. По пятницам и по субботам соседа вечером дома не застанешь: в эти дни он играет на электрооргане в молодежном оркестре. Нравится ему, видишь ли, как все вокруг пляшут и припевают, хотя ни слова тут не услышишь.
Так кто же этот сосед Зимпеля: музыкант, автослесарь или телемастер? Вот и не угадали, он работает в лесничестве. Заветная мечта Зимпеля? Чтобы его сосед куда-нибудь переселился. Зимпель с радостью согласился бы, если бы соседа выбрали бургомистром соседнего городка. Э-э, чего там жалеть — для такого человека Зимпелю и министерского кресла не жалко.
Франциска, жена Зимпеля, купила гобелен. Зимпель доволен, в доме будет уютнее.
— Забьешь в стену два гвоздя? — просит Франциска. — Вот сюда и сюда.
Зимпель кивает. Ему становится жарко. Он находит молоток и гвозди. Руки его дрожат. «Возьми себя в руки! — приказывает себе Зимпель. — На сей раз я справлюсь, обязательно справлюсь!»