Он, Зимпель, храбрый человек. Большой палец уже синий, болит. Но это знает только Зимпель. Не отступая от намеченного, он сгибает седьмой гвоздь. Недовольного ворчания жены он как бы не слышит. Но дыра в обоях становится все больше. И тут его лучшая половина не в силах больше сдержаться.
— Перестань! Ну, перестань же, наконец! Что ты за человек!
Зимпель понимает, это не оскорбление и не повод для семейной ссоры, это размышление вслух. В который уже раз он сплоховал.
Когда Зимпель поднимает глаза, он видит Франциску, входящую в квартиру с соседом. Тот здоровается, дружелюбно улыбаясь. Зимпель ругает себя последними словами: кто дал тебе право держать зло на соседа?
Зимпель подбирает искривленные гвозди. Вернувшись со двора, где он их выбросил, он видит два вбитых в стену гвоздя. И теперь гобелен скроет от посторонних взглядов небольшую воронку в стене — плод усилий Зимпеля. Смущенно улыбаясь, сосед прощается. А жена смотрит на Зимпеля — сами знаете как. Слова тут излишни. Франциска обиженно поджимает губы.
Ясное дело, соседа своего Зимпель себе не выбирал. Иногда Зимпель мечтает о том, как хорошо было бы перенестись в пустыню. Ведь не реже раза в неделю Франциска тычет ему под нос этого соседа: и такой уж он умелец, и такой обязательный, и такой благожелательный. У него две правые руки, говорит Франциска, а если он левша, значит, две левые. По улице Зимпель ходит, втянув голову в плечи. Он стыдится даже взглянуть детям в глаза. И радуется про себя, когда кто-нибудь из них приносит домой плохие отметки, что на короткое время отвлекает от него внимание истинного главы семьи.
Беда не ходит одна. После трехдневных ливней оторвалась резиновая прокладка у телевизионной антенны. Пятно на потолке сигнализирует: крыша протекает. Зимпель сидит, уставившись на все увеличивающееся буроватое пятно. И вдруг вскакивает с места. Зимпель лезет на чердак. Зимпель становится на узкую дощечку у чердачного окошка. Сердце Зимпеля колотится в ребра, как вспугнутая птица. Зимпель делает шаг. И еще один.
Крик! Жена Зимпеля стоит внизу во дворе и кричит от страха. Рядом с ней — благожелательный сосед. Он принес лестницу. На плече у него — страховочная веревка. Зимпель делает еще шаг, потом нагибается и укладывает резиновую прокладку на место, под кирпич. И закрепляет ее. Жена Зимпеля все еще стоит с открытым ртом. А Зимпель вновь выпрямляется на узенькой дощечке. Пожелай он сейчас — он полетел бы, как птица. Да, сейчас он на многое способен!
Зимпель не хочет ни с кем говорить. Он не в духе, он сам себе сегодня не нравится. Когда он читал вслух свой рассказ, у него дрожали пальцы, а ладони даже вспотели. Короткий рассказ, эпизод, не больше. И удачный, как считал Зимпель. Не совсем, как сказали его друзья.
Друзья Зимпеля разбираются. Взяли одно слово, взвесили его на весах, нашли слишком легковесным. Дали Зимпелю слово повесомее. Взяли абзац, переставили на другое место — Зимпель был в ужасе, — и на новом месте он прижился лучше. Зимпель видел крестики и подчеркнутые места в своей рукописи — Зимпель расстроился.
Друзья тоже расстроились, на том и расстались.
Дома Зимпель (вопреки своей привычке) выпил некоторое домашнее средство, от которого путаются мысли. Надо горе утопить! Алкоголь впитался в кровь Зимпеля, прогулялся по разным клеткам, попал в мозг и разбудил там высокомерие, спавшее до поры, до времени мирным сном.
«Они не поняли твой рассказ», — начало нашептывать высокомерие. Зимпель кивал. А высокомерие уже разгулялось. «Они и не могли понять твоего рассказа, для этого они чересчур примитивны», — уговаривало оно Зимпеля. Зимпель проглотил еще рюмочку. «Это рассказ истинного мастера!» — завопило высокомерие что есть мочи. А Зимпель медленно покачивал головой, он был теперь доволен. Непонятый писатель! Это совсем другое дело…
Зимпель взял с полки книжку. Он искал утешения. Пусть слова истинного мастера погладят, пожалеют его.
Но, видно, это был черный день для Зимпеля. И пришлось ему проглотить еще одну пилюлю. Поэт сравнивал высокомерие с чертополохом. А чертополох надо вырывать с корнем. А посеять надо трудолюбие, и поливать до тех пор, пока растение это не станет крепким и живучим. У Зимпеля был свой сад, и его заинтересовало, какое же требуется удобрение.
У поэта был ответ и на этот вопрос: совет добрых, знающих друзей — это то, от чего цветок трудолюбия расцветет.
Голова Зимпеля лежит на раскрытой книге. Он заснул.
Кто-нибудь, не очень хорошо знакомый с Зимпелем, мог бы сказать, что он слегка похрапывает. А я знаю его получше. И открою вам секрет, это высокомерие из него с таким треском выходит. Раз и навсегда.